Снег еще клубился, белыми облаками, медленно оседая на площадку. Когда все успокоилось, мы вышли из самолета и увидели, что площадка, с которой мы собирались взлетать, сократилась на треть. О взлете теперь нечего было даже и думать.
— Вот черт! — вырвалось у меня. — Полплощадки завалило, а у нас с собой даже лопаты нет!
— Какая лопата?! — сказал Николай Иванович. — Тут и бульдозером за месяц не управиться!
— Ну да, конечно, но у нас даже и лопаты нет. Что делать будем, Николай Иванович? — спросил я голосом, полным пессимизма.
— Иди в самолет, свяжись с аэропортом, без посторонней помощи нам отсюда не выбраться!
Сквозь свист помех, треск разрядов уходящей грозы мне все-таки удалось расслышать голос диспетчера аэропорта. Я описал ему наше бедственное положение, и узнал, что вертолет вернется в аэропорт только через наделю, и раньше рассчитывать на помощь нам нечего.
— Николай Иванович! Представляете, в какую западню мы попали! Раньше, чем через наделю, нам отсюда не выбраться! Спешили на помощь, и сами попали в эту чертову мышеловку! Ну, что делать будем?! Это ж надо, как нам не повезло!
— Ну, во-первых, задачу свою мы выполнили, людей спасли, во-вторых, что значить «не повезло»? Повезло! Чертовски повезло нам, Сережа! Если бы не повезло, то не здесь бы мы сейчас разговаривали, а лежали под обломками самолета, засыпанные снегом, как говорят, без признаков жизни. А в-третьих, подождем неделю, ничего страшного. Самолет цел, мы живы, придет помощь, расчистят площадку, и взлетим.
Но Виктор, который возглавлял попавшую в беду группу, уже пришел в себя, и высказал свое мнение:
— Какого черта мы будем ждать здесь целую неделю? Учтите, продуктов у нас всего на четверых, на три дня, а нас девять, вместе с пилотами, и жить здесь еще семь дней, как минимум! Да и окоченеем мы ночью в этой железяке, — он стукнул рукой по фюзеляжу, — спальника то всего четыре! Нечего нам здесь сидеть! Спускаться нужно!
— Ты соображаешь, что говоришь? — ответил Саша, руководитель группы спасателей. —Как ты себе мыслишь спускаться? Степан вон, поражен снежной слепотой, почти ничего не слышит, как ты его будешь спускать? Пилоты вообще навыков альпиниста не имеют, а спускаться не по тропинке придется, а по скалам, с крючьями. Короче, группа к спуску не готова, нужно оставаться, и ждать помощи.
— Что ждать, что ждать? Пока передохнем с голоду и перемерзнем тут? И Степана спустим! И раненых, и мертвых с гор спускали, спустим и его. И с пилотами разберемся, булинь17 на груди свяжи, держись за веревку, и топай по скалам вниз, не велика премудрость, с верхней страховкой спустим!
— Не слишком ли много оптимизма, герой? Сам чуть группу не загубил, а теперь умничаешь?! Смотри, погода какая! Да, и ночь надвигается! Совсем, что ли сдурел?
— Вы, как хотите, а я спускаюсь! Кто со мной!?
Николай Иванович, который до сих пор молчал, слушая перебранку двух альпинистов, сказал спокойно, но категорично:
— Никто никуда спускаться не будет. Я руководитель экспедиции. И я принимаю решение, что значит дисциплина в горах, вы, надеюсь, понимаете. А насчет навыков альпинизма, вы ошибаетесь, я не только летал, а и по горам ходил в свое время, имею первый разряд по горному туризму, и как булинь связать знаю, и как дюльфером18 спускаться. Саша прав, группа к спуску не готова.
Помню, случай был в шестидесятых годах. Зимой группа туристов из Молдавии поднималась на Говерлу. Сложности там никакой, на тракторе можно на вершину заехать. Но началась пурга, им бы организовать стоянку, переждать непогоду, но руководитель принял решение идти. Группа растянулась, люди выбились из сил, и замерзли поодиночке. Руководитель, поняв всю трагичность ситуации, бросился в пропасть. Так и погибли все пятнадцать человек. Причина — самонадеянность руководителя и отсутствие дисциплины в группе. Вот так-то.
А с голоду не помрем. В блокадном Ленинграде люди девятьсот дней и ночей жили, а тут всего неделю продержаться на блокадном пайке. Да и не замерзнем, система отопления у Ан-2 хорошая, запустим мотор на малых оборотах и погреемся, естественно экономя бензин, чтоб на обратный путь хватило. Я ведь не просто летчик, а полярный летчик, приходилось зимовать на льдине в гораздо худших условиях.
