Бартер, оказывается, меня уже ждал, на губах его блуждала странная ухмылка. Помнится, я подумал: интересно, сколько времени он стоял под дверью?
- Все нормально? - спросил он. - Колыбельной не понадобилось?
- Порядок, сказал я, стараясь не раздражаться.
- Пошли, покажу тебе твою комнату, - сказал Бартер.
Домик, в котором осталась Анна, и тот, в котором предстояло ночевать мне, разделяло расстояние всего в один ярд. Мы вошли в комнату номер двенадцать.
- Никаких претензий, - сказал я. - А душевые кабины в исправности?
- Обижаешь. - В его голосе и впрямь прозвучала обида.
- Хотелось бы помыться перед сном.
- Сколько угодно, - сказал он и, помолчав, вдруг добавил: - Только не бегай по двору в чём мать родила.
- Вот тебе раз! А я-то привык появляться в общественных местах исключительно нагишом.
- Э?…
- Неужели и похабные песенки нельзя орать во всё горло?
- Шутки шутками, - сказал Бартер озадаченно, - а мое дело предупредить. Не положено, значит, не положено.
- Нелегко с этим примириться, - сказал я и, оставив его ломать голову над моим ответом, пошел к машине. Вытащил из багажника баул, а из бардачка - револьвер, а когда вернулся к своему домику, Бартер уже исчез.
Я занес баул в комнату, закрыл за собой дверь, разделся донага и облачился в халат, потом извлек из баула свое полотенце, надел резиновые тапочки и в кромешной тьме двинулся в указанном Бартером направлении.
Душевая кабинка напоминала поставленный на попа гроб. Я втиснулся в нее, разделся, повесил халат и полотенце на гвоздь снаружи и, прижавшись спиной к стене, отрегулировал воду. Холодная оказалась ледяной, а горячая - холодной. Я отвернул оба вентиля до отказа, намереваясь помыться как можно быстрее, чтобы не успеть замерзнуть, и тут услышал рев грузовика где-то поблизости в лесу. Да, по звуку я определил, что это именно грузовая машина, и, как сейчас помню, удивился, что он здесь делает ночью. Грузовик въехал во двор и остановился. Мотор умолк. Я слышал хлопанье дверей, негромкие голоса. Все это продолжалось минуты две, потом мотор снова взревел, грузовик, разворачиваясь, скользнул фарами по моей кабинке, сквозь щель на миг ослепив меня, машина вырулила на дорогу, преодолела небольшой подъем, и с каждой секундой звук мотора становился глуше, пока не стих вовсе. Снова воцарилась тишина.
Я смыл с себя мыльную пену, приоткрыл дверь и сорвал полотенце с гвоздя. Яростно вытерся. Дул резкий, холодный ветер. У меня зуб на зуб не попадал. Я снова спрятался в кабинку, натянул халат, сунул ноги в тапочки, схватил мыло и полотенце и потрусил к своему домику.
Двор тонул во мраке. Я замедлил шаг у двери с табличкой «13»: вдруг Анна проснулась и мне удастся перекинуться с ней словечком?
- Анна! - прошептал я в окно.
Нет ответа. Я прильнул к оконному стеклу.
- Анна!
Молчание. Вздохнув, я поплелся к себе. Открыл рывком дверь, на ощупь включил свет… и увидел в своей постели девушку.
IV
Работая в двадцать третьем участке, я этого добра навидался. В смысле проституток.
Собственно, они - часть городского пейзажа. Шляются по всей вверенной нам для поддержания общественного порядка территории. Сидят за стойками баров. Маячат на перекрестках. Ошиваются возле гостиниц. Про иную так сразу и не подумаешь, что она проститутка, - умеют себя подать.
Со временем, конечно, начинаешь разбираться. Запоминаешь их имена. «Привет, Мэри, - говоришь какой-нибудь из этих мисс, - как дела?»
За ними полагается приглядывать, например, чтобы не засиживались в баре, иначе хозяина придется оштрафовать, а то и вовсе лишить лицензии. Следует также для профилактики забирать этих леди в участок и допрашивать насчет их дружков, каковые через одного мошенники и грабители и очень даже склонны использовать девчонок в качестве приманки. Вот, однако, и всё меры пресечения, к ним применяемые.
Хотя проституция в нашем городе запрещена, большинство полицейских предпочитают смотреть на эту область нелегальных доходов сквозь пальцы - кому охота связываться с наглым и, как правило, истеричным бабьем?
В нашем городе, впрочем, они выглядят совсем не так отвратно, как принято изображать их в кино: не носят тесных атласных платьиц, не размалевывают лица до потери человеческого облика, не размахивают красными сумочками на длинных ремешках и бедрами не виляют с таким расчетом, чтобы непременно задеть прохожего. Нет, одеты они хотя и модно, но не крикливо. Мажутся и пудрятся тоже в меру. Те, что помладше, скорее напоминают хорошеньких и, разумеется, невинных выпускниц высшей школы - вот она, потупив глазки, семенит на свидание с мальчиком из такой же, как у нее, приличной и состоятельной семьи.
