Ребята про себя сказали последнее: " – Прощай!» родным домам и зашагали по дороге ведущей на восток. С вершины холма видели они, что дорога тянется сероватой нитью по большому полю, нигде не было видно ни живой души, лишь темнели кое–где небольшие рощицы да перелески. Вдали же, у самого горизонта, черной нитью виделся большой лес.
– Это Ельный бор. – говорил, указывая рукой на черную ниточку, Алеша. – Я бывал там с отцом, срубали мы там елку под новый год… Дорога через него проходит, а там уж и Янтарный тракт – там, я знаю, много людей ходит, рассказывают, что купцы там в санях, а то и целыми караванами свой товар везут. Вот, может, и нас с собой в сани возьмут… Идти то туда, я думаю, дня три, еды нам, значит, с лихвой хватит. Только бы не замерзнуть.
Некоторое время шли они, разговаривая или же напевая песни, стараясь не думать о том, что будет дома… Раз послышался им позади звон колокольчиков и они обернулись на оставленный гребень холма, постояли, подождали некоторое время да пошли дальше.
А с севера медленно поднималась, заслоняла синеву небес белая стена, все чаще налетали порывы ветра… Шли до тех пор, пока у Алеши не заурчал желудок. Тогда ребята присели прямо у обочины и наскоро перекусили кусками окорочка и хлебом – Алеша достал было бутыль с медовым напитком, но Ольга запротестовала:
– Когда уж совсем холодно станет, так откроем, а так… не хватало еще, чтобы нас пьяными нашли…
Сказав это она достала бутыль с яблочным соком.
Встревожено заскулил Жар.
Алеша бросил ему кусок окорока, но пёс к нему и не притронулся, он переводил взгляд с Алеши на надвигающееся с севера ненастье и на виднеющиеся в отдалении холм, за которым притаилась Березовка.
Тогда Алеша нагнулся к Жару, обхватил его за шею и заговорил:
– Ты пойми – мы теперь домой не скоро вернемся. Не могу я жить как раньше – без снов…
Жар слабо вильнул хвостом, лизнул Алешу в нос и опустил свою огненную пушистую голову:
– Ну вот, умница, все понимаешь, – произнес Алеша и потрепал Жара за ухом.
А потом они зашагали дальше среди снежных просторов. Шли быстро, иногда даже бежали, чтобы не замерзнуть.
Так прошло несколько часов. Алеша вспоминал теплую избу, пламя в печи. Представлял себе, что мать уже наверное сварила кашу, и поставила ее – дымящуюся, льющую приятный аромат, на стол…
Налетела вьюга, а вместе с ней и сумерки пали на белую землю. Бессчетные мириады снежинок застилали видимость. А где–то далеко–далеко, едва слышно за свистом ветра, взвыли волки.
– Слышишь, Алеша? – спросила Ольга.
– Слышу, слышу – волки, да где–то совсем далеко… Вот бы нам где–нибудь укрыться…
– Я, кажется видела, перед тем как налетела вьюга, перелесок у дороги…
– Ну и далече до него?
– В такую то непогоду за час дойдем!
– Ну, значит, пойдем быстрее, а то нас этот ветер совсем з–заморозит. – Алеша застучал зубами.
Теперь дорога завернула на север и вьюга била ребят прямо в лицо. Тогда Ольга закричала:
– Это снежная ведьма! Это ее проделки – она хочет остановить нас в самом начале… – Ольга закашлялась от попавшего в рот снега.
Дальше шли молча, подняв воротники… Все тяжелее и тяжелее было шагать – казалось, снег налипал на валенки стопудовыми гирями – и это был первый день пути! В это время пора уже было ужинать, однако ребята так замерзли, что о какой еде и не думали.
Наступила ранняя декабрьская ночь: беззвездная, темная. Ребята взялись за руки – так легче было идти. Если один спотыкался, то второй поддерживал его. Впрочем, один раз они растянулись вместе, споткнувшись обо что–то. А когда поднялись из наметенного ненастьем сугроба поняли, что во тьме сбились с дороги – споткнулись они об поваленное дерево, собратья которого окружали Алешу и Олю со всех сторон.
– Ну вот, забрели, – устало проговорил Алеша. – Впрочем, Жар нас все равно выведет… Но сейчас стоит поискать прибежища на ночь, в этом лесу, по крайней мере, ветер не так силен, как в поле…
Ольга молчала, но вот сквозь завывания леденящего ветра Алеша услышал ее тихие всхлипывания, и взглянув на нее увидел, что на ее щеках блестят и тут же превращаются в маленькие льдинки слезы.
