Любой, глядя на нее, восхищался:
— Да-а-а!! Вот где роскошь! Без купеческого мешка денег такой юрты не построишь.
Корабль с важной персоной на борту должен был пристать к Иртышскому берегу неподалеку от праздничного аула. Здесь построили удобные сходни. И сходни, и путь к белому городку, и дорожки к каждой юрте решили устлать коврами.
Юрта Маймака манила к себе.
Но к юрте Айганым манил ковер, разостланный перед входом. Все внутреннее убранство юрты и в особенности этот ковер были привлекательнее нарядной войлочной мечети Маймака.
Знатоки и ревнители старины рассказывали о ковре Айганым почти легенду.
Аблай-хан достиг расцвета своего могущества, когда, по словам придворных акынов, и звезды предвещали ему удачу, и камни в горах катились, послушные одному его знаку, и птица счастья сама летела к нему навстречу. В эту пору хан отправил в Бухару сведущих в ремеслах людей. Он поручил им руками туркменских мастериц выткать ковер самых ярких и пестрых красок, ковер из чистой шерсти и шелка такой длины и ширины, чтобы им можно было свободно застлать пол самой просторной мечети.
Долго ли, быстро ткали ковер, — об этом ничего не известно. Готовый, он восхитил всех. Он так переливался многоцветьем павлиньих перьев, что глаза уставали любоваться им. Одного такого ковра было достаточно для полной поклажи верблюда. И пятеро джигитов с трудом поднимали его.
У султанши был и вкус и возможность выбора дорогих вещей, которым не было числа у Аблая и у мужа ее — Вали. Много ценных даров пожаловано было и русскими царями, и китайскими императорами, калмыцкими и кокандскими ханами, бухарскими эмирами, именитыми беками и своими баями. Рассказывают, в 1759 году Аблай, свидетельствуя свое желание находиться под властью России, отправил в Петербург своего родственника — посла Жолбарса. Царица Елизавета Петровна одарила посланца собольей шубой с парчевым верхом. Когда хан Аблай поехал на свою родину в Бухару, эмир преподнес ему дар властителя Индии — яхонт с кулак размером, стоимостью в сто лошадей. Китайский богдыхан отправил ему на золотом подносе шестьдесят больших фарфоровых чаш. Калмыцкий хан Галден-Церен в дар Аблаю отдал свою младшую сестру Хохоче, а в приданое ей расщедрился на столько драгоценностей, что под их грузом сгибался верблюд. Сибирский Ишим-хан одарил Аблая шестигранным алмазом. В нем играли лучи как вспышки молний. Сквозь этот крупный камень родниковой чистоты просвечивало солнце. Кроме Орды, не было аула в степи, где бы хранились такие сокровища.
Словом, Айганым смогла сказочно украсить юрту внутри и коврами, и мехами, и старинной посудой, и самоцветами.
Но лучшим украшением юрты была сама ее хозяйка. Возраст ее к этому времени подошел к тридцати, и она была матерью восьмерых детей. Восточная ее красота притягивала своей зрелостью. Айганым пополнела, однако не настолько, чтобы расплыться. Она сохранила статность. Статность кобылицы, рожденной от породистого аргамака.
Еще красивее и стройней выглядела Айганым в нарядах, подготовленных к встрече высокого гостя.
Легкая корона с вставленными в золото дорогими каменьями в центре, с крупным зеленым яхонтом, спускающимся на лоб. Из-под короны редкими белыми нитями шелка ниспадало нежное покрывало. Красноватый камзол из тонкой парчи — казахи ее называют уштоп, — орнаментированной золотым узором, плотно надевался поверх платья с двойным подолом. Подолом настолько низким, что вышитые сапожки на высоких каблучках можно было разглядеть лишь когда Айганым находилась в движении. Айганым шла. Мелькали сапожки. На концах двух густых черных кос тихо звенели шолпы. Кольца и браслеты сверкали на пальцах и запястьях.
Сам Сперанский распорядился, чтобы Айганым в новом наряде появилась только в день приезда лица царской фамилии.
Но недаром говорят, что у народа пятьдесят ушей. Казахи всех шести сибирских округов узнали, как преобразилась в Омске Айганым. Судили вкривь и вкось, строили самые неправдоподобные догадки.
Одни утверждали:
— Сперанский и Айганым давно спелись. Вдова недолго тосковала. Вот губернатор и хочет ее показать разодетой.
