— С чего это вы взяли, Кирилл, что я смущаюсь? — еще пуще покраснела Маша.
— Чем это я так провинился, что со мною говорят на «вы»? — спросил Оболенцев, состроив обиженную физиономию.
— А подарки не даришь! — поддел Ярыгин. — Из Америки ничего не привез.
Оболенцев хлопнул себя по лбу.
— Склероз проклятый! Спасибо, друг, что напомнил.
Оболенцев взял импортный пакет, который оставил здесь же, в передней, и торжественно вручил его Маше:
— Это только тебе, Машенька.
Маша, застеснявшись, не решалась взять пакет.
— Ты чего, Маш? Подарки от Кирилла принимать можно, в этом случае я не ревную. Что это там у нас?
Ярыгин выхватил пакет из рук Оболенцева и вытащил голубого слоненка с розовыми ушами.
— Спасибо! — протянула Маша.
— А ты откуда знаешь? Разве я успел тебе сказать?
— О чем ты? — не понял Оболенцев, глядя на смущенную Машу.
— О прибавлении семейства!
— Может, ты возьмешь сумки и отнесешь на кухню? — предложила сразу же переставшая смущаться Маша. — Или вы намерены держать меня в прихожей до второго пришествия?
Ярыгин засуетился, схватил хозяйственные сумки и потащил их на кухню, подмигнув по дороге Оболенцеву.
— Поздравляю вас! — опомнился Оболенцев, ошеломленный новостью. Откровение друга меняло все в его планах, и он сразу решил, что займется курортом в одиночку.
Маша переобулась в домашние туфли и, прижимая к груди слоненка, прошла мимо посторонившегося Оболенцева на кухню.
— Ваня хоть покормил тебя? — перешла она милостиво на «ты». — Выпить вы уже успели, как я чую.
— Ну, мы не такие уж и выпивохи! — заметил Оболенцев. — Не закусывая, не пьем!
— Я мороженые овощи купила, буду вас сейчас кормить солянкой, — донесся из кухни звонкий голос Маши.
— Замечательно! — одобрил Оболенцев. — Очень мне твоя солянка нравится.
Ему очень нравилась и Маша, но об этом он боялся и думать. Жена друга — табу!
Ярыгин, положив сумки прямо на пол, уже распатронил пакет с подарками Оболенцева.
— Нет, ты только посмотри, сколько тебе Кирилл подарков накупил! — ахал он. — Джинсы, кофточка, какая-то маечка…
— Маечка — тебе! — уточнил Оболенцев.
— Ура! — завопил Ярыгин. — И мне перепало!
Он развернул майку, на которой большими красными буквами было написано по-английски: «Я вас люблю!»
— Я вас люблю! — прочел Ярыгин. — Это даже я понимаю! Молодец! Мне теперь будет что надеть на курорте.
— На каком курорте? — строго спросила Маша. — О чем это вы здесь без меня договаривались?
— Да ни о чем мы, Маша, и не договаривались, — начал юлить Ярыгин, — так вот, о чем это я… ах да, Маша, пытался я тут Кириллу рассказать про вчерашний вечер, но так и не вспомнил… совсем память отшибло…
— Что у вас на сей раз? — спросил Оболенцев, с улыбкой глядя на притворство друга.
— И смех и грех, Кирилл! — ответила Маша, разгружая хозяйственные сумки. — Такой ор перед домом устроил: «Кругом ворье! Брежнев — маразматик!» И так далее…
— И только-то? Странно! — удивился Оболенцев.
— Куда ты хочешь его взять? — неожиданно серьезно спросила Маша. — Скажи мне честно, Кирилл!
Оболенцев взглянул на ее сразу ставшее усталым лицо и признался:
— Хочу попросить его недельку поработать вместе со мной в одном не очень трудном дельце!
Маша сразу почему-то успокоилась.
— Если с тобой, то я спокойна! С ним ничего не случится. Он такой безрассудный.
Она уже поставила на плиту большую сковороду, налила в нее подсолнечного масла и стала вскрывать пакеты с морожеными овощами.
— Через десять минут за стол! — скомандовала. — А пока можете пить свой противный коньяк.
— Он совсем не противный, — возразил муж, дергая за рукав Оболенцева и приглашая его продолжить, раз разрешение получено. — Жаль, что тебе сейчас нельзя.
— Ей нельзя тяжелые хозяйственные сумки таскать, — заметил Оболенцев.
— А я и не таскаю, — улыбнулась Маша. — Овощи легкие, пакеты только объемные. Десять пакетов — это всего лишь пять килограммов.
— А два раза по пять — это уже десять! — укоризненно подсчитал Оболенцев.
— Это же в двух руках, — игриво уточнила Маша.
— Наши женщины — самое большое наше достояние, — заключил Ярыгин, усаживая Оболенцева обратно к журнальному столику допить бутылку. — У тебя просто дар какой-то. Теперь-то я понимаю, как ты кандидатскую защитил, — сказал он, наливая в бокалы коньяк, — ты кого хочешь уболтаешь…
