Прокурор идет ва-банк - страница 103

Когда танк доехал до места назначения и Оболенцев приступил к чаепитию, Кондауров, похлебывая горячий чай, заговорил:

— Ну что, брат… Наверное, ты прав. Не так давно Майера грохнули. Труп его в Гудзоне нашли… Убрали его профессионально — прицельным выстрелом в голову…

Оболенцев от неожиданности чуть не выронил стакан.

— Как? — растерянно спросил он.

— Как — один Бог знает. Все деньги и личные документы были при нем. Значит, кому-то мешал! Так что ждать и от него тебе больше нечего! Жаль старика…

— Кто же его? Возможно, приятели Борзова и компании…

— Возможно все, — перебил его Кондауров, допивая чай и ставя подстаканник на стол, — что не противоречит законам физики! Ведь ты сам мне говорил, что у них руки длинные. Но этого сейчас никто не установит. Так что давай форсируй, чтоб дело было что вдоль, что поперек!

Оболенцев сравнительно быстро отработал все документы и, составив обвинительное заключение, поехал в следственный изолятор. Пожилой усатый сержант по-дружески поздоровался с ним и повел по широкому длинному коридору с тусклым освещением. Открыв камеру, он удалился. Очень скоро два конвоира ввели Борзова и, закрыв за собой дверь, оставили их наедине.

За прошедшие дни Борзов нисколько не изменился. Он сел на стул, намертво прикрепленный к цементному полу, и, закинув ногу на ногу, стал иронично посматривать на Оболенцева.

— Следствие закончено. Прежде чем подписать обвинительное заключение, я решил встретиться с вами. Может быть, вы захотите изменить свои показания или дополнить их? Это у вас последний шанс! — начал Оболенцев.

— У меня?..

— Да, у вас!

— У меня алиби! — громко и визгливо заявил Борзов.

— Хватит юродствовать! Такое алиби, как у вас, на языке закона называется преступлением!

— По-ня-ятно!.. — протянул Борзов. — Признание понадобилось? — злорадно заключил он.

— Для суда материала здесь вполне достаточно, — спокойно ответил Оболенцев, положив руку на лежавшую перед ним папку с документами.

— Тебе как платят — сдельно? — на глазах распалялся Борзов.

— Не забывайтесь! — одернул его Оболенцев.

— Зря стараешься — нас много, всех не пересажаешь!

— Кого — «нас»?

— Знаешь — кого!

— Холуй! — с тихим бешенством заговорил Оболенцев. — Делал карьеру за счет высоких знакомств, поставляя таким же ублюдкам, как сам, все — от выпивки до женщин.

Борзов на мгновение опешил — он не ожидал от Оболенцева вспышки гнева.

— Значит, не клеится? — вскинулся опомнившийся Борзов. — Думаешь, заказематил?.. Я-то скоро выйду отсюда, — и он брезгливо обвел взглядом камеру, — и буду в полном порядке, а ты как был, так и останешься нищим как церковная крыса. А мог бы иметь все!

Оболенцева передернуло. Нервы сдали. Он вскочил из-за стола и, схватив Борзова за лацканы пиджака, приподнял его со стула.

— Идеолог!.. Мать твою!.. Обещали людям рай на Земле, а все по своим норам растащили!.. Страну с молотка пустили!.. — в ярости закричал Оболенцев, тряся Борзова и с ненавистью глядя ему в глаза.

— Ты что делаешь? — оправившись от неожиданности, процедил Борзов. — Ты же не выйдешь из этой камеры!

Оболенцев еще какое-то мгновение держал Борзова за грудки, затем оттолкнул его от себя, брезгливо проронив:

— Мразь!

Борзов упал на стул, но не удержался и свалился на пол.

— Н-ну, ты за это еще ответишь!.. — злобно выдавил Борзов, поднимаясь с пола.

Оболенцев звонком вызвал конвоира и приказал:

— Уведите!

Когда дверь с металлическим лязгом захлопнулась и Оболенцев остался в камере один, он, сев за стол, опустил голову на папку с материалами уголовного дела и закрыл глаза.

Перед его взором возникли персонажи картины художника школы Босха «Ад» — ухмыляющийся сатана и беснующиеся черти, черти, черти…