– Мама, – сказала Лена.
За то, чтобы все это было сном, Лена в тот момент отдала бы все свои долгие зимние вечера, в деревенской тишине и покое которых отрастает задница; однако, как пишут в книжках, «это был не сон».
Сперва ее потрясла ужасающая глупость ситуации. Лена совершенно не понимала, что делать с тренажером. Тяжелая железная штуковина стояла посреди проезжей части, по которой в любой момент могла промчаться машина. Почему она его не бросила и не рванула домой – наискосок, по Суханке, это десять минут неловкого бега, – а осталась стоять рядом с тренажером, ногами на заледенелом асфальте? – Лена говорила позже, что совершенно не понимает, откуда в ее голове возникла мысль о том, что боевого коня нельзя бросать в беде, что надо либо пристрелить его, либо до конца оставаться рядом (до какого конца? – нет ответа). Так или иначе, потоптавшись рядом с велотренажером, Лена в полной растерянности взобралась на его сиденье и сжала руль. Никто, по счастью, не ехал ни навстречу, ни сзади. И тогда ей стало очень, очень одиноко. Лена поняла, что не сможет позвонить ни домой, ни нам, ни Марине – потому что телефон ее остался на веранде, а она – тут, между забором и болотами, на велотренажере, в сумерках ноябрьского вечера – и объяснить произошедшее она не сможет никому на всем белом свете, а свет прямо на глазах делался синим, и болото, сверкнув закатным золотом, подернулось красным, а затем стало быстро исчезать в фиолетовой мгле. Именно в момент, совпавший с точкой наивысшего Лениного отчаянья, со стороны сгинувшего во тьме болота на дорогу вышел котенок и направился к Лене. Увидев котенка, Лена заорала, изо всех сил наддала на педали и въехала на апогей пригорка.
Оттуда, с верхотуры, уже было запросто. Жжжжжжжжжжжжыыыыыыыыых!
Уффффффффф…
Ноги дрожали. Руки тряслись. Обожженные морозным воздухом легкие не справлялись с задачей. Экран показывал синий прямоугольник – даже если бы Лена догадалась снабдить свой фильм титрами, они бы давно прошли. Все кончилось, и только Лена не могла перестать крутить педали.
– Что это было? Нет, ну правда: что это было?!
Лена задавала этот вопрос, не слушая наших ответов. Ответов, впрочем, было немного – все они беспомощно болтались в диапазоне от «тебе, может быть, показалось» до «тебе наверняка показалось», хотя сами мы не верили в то, что говорим; нам просто хотелось успокоить Лену. Не успевшая похудеть Лена так плотно укомплектовала себя в кресле, что даже свободное местечко оставалось на сиденье, можно было присесть рядом. Лена, отличавшаяся от всех нас удивительной прямолинейностью в восприятии мира, не могла сочинить себе ни болотного котенка, ни перемещения себя с веранды на дорогу, ни того ужаса, который мы продолжали видеть в ее глазах; иначе говоря – то, с чем мы имели дело, явно было реальностью, просто эта реальность попала не по адресу. Такое приключение должно было произойти с кем-то из нас, но досталось Лене.
– Дай-ка я, – сказала Марина, – дай я попробую туда съездить.
Мы гурьбой спустились на веранду. Лена включила экран и поставила запись трассы. Хорошо натренированная Марина оседлала велотренажер. Мы стояли сзади и смотрели на дорогу.
Сперва асфальт бежал ровно и очень резво, и солнечный осенний полдень играл на лобовых стеклах редких встречных машин. Оставив позади себя «Ермак» и галантерейную лавку, дорога пошла под уклон, затем обогнула Лехин магазин и рванула по направлению к Пятому Балу. Слева и справа шли домики, огражденные разнокалиберными заборами: от штакетников с шатающимися и даже отсутствующими зубами – до солидных краснокирпичных конструкций, сообщающих, что их владельцы не вам чета. Человеческое жилье, расположенное по правой стороне дороги, заканчивается метров за двести до кладбища, а те дома, что идут слева, отступают вглубь, пропуская вперед себя собственные огороды и казенную гвардию дубов и берез. Но одиночество путника не долговременно на этом участке трассы: вскоре в левый ее бок ввинчивается улица Суханка, чьи крайние дома отражают окнами кресты и пирамидки ближайших соседей, обитающих у противоположной обочины. Затем дорога плавно, почти незаметно снижает градус на протяжении как минимум километра – и резко ныряет в низину: так, что перед вашими глазами вдруг раскрывается море; отсюда до него метров пятьсот, не больше.
