Не увидал. Подпустил меня вплотную. Тогда только почувствовал, вскинул голову:
– Нравится?
Я, признаться, такого не ожидал. Вокруг мертвая промплощадка, на сто километров во все стороны – дичь и глушь, а он – ни «здрастье», ни «ай-ой», а сразу спрашивает: нравится ли?
– Что?!
– А вот, смотри…
Осветил линии ладоней, будто болотными синеватыми огоньками, и красными, как на давно снятом железнодорожном пути.
– Ты кто такой? Что это у тебя?
Он опустил руки, высветил драную майку с разводами.
– Сам-то я Мак. А это у меня компас.
С ударением на «а».
– Для чего? Что ты тут делаешь?
Он взъерошил волосы на затылке:
– Ага… Ну, прости, я думал, тут никого не бывает… Компас – он и есть… Ищем.
– Что?
Тут он улыбнулся.
– Жилу.
– Кабель?
– Нет, зачем! Кабель нам не нужен. Слушай, ты в сторону не сойдешь немного? Мы закончим, потом я с тобой поговорю.
Я послушно отступил на несколько шагов. Ничего, главное – не спугнуть…
Мак опять взялся за свой компас на веревочке. Помедлил – и двинулся, забирая вправо. Я – за ним. На ходу Мак бубнил:
– Должна она здесь быть… И полнолуние, понимаешь…
В заспинном мешке у него что-то горбилось. Живое?
– Ма-ару-у!
Мак, не оборачиваясь, хлопнул свободной рукой по мешку.
– Маруак! Ко-огти!
Дернул плечом, сбросил лямку, сунул мешок мне.
– Подержи. А то он мне спину рвет…
Мешок отчаянно корчился. Я потянул завязку и выпустил на волю кота. Облезлый черный кот, узкоглазый злой дьявол.
– Это Маруак. Помощничек. Видишь, когти какие? Как ножи! Ну, все. Жила есть. Туда пошла, – Мак показал на скелет погрузочной эстакады. – Но еще не в полную силу. А ты… – он смерил меня взглядом с головы до ног, – ты здешний? Живешь тут?
– В некотором роде.
– Ты же ничего, если мы у тебя тут полетаем?
– Полетаете?
– Ну да. Я летун, а ты не слышал, что ли?
Я покачал головой. Мак открыл было рот, но тут над нами крякнул давно мертвый мотор.
– Что это? Там еще кто?
– Никого нет. Просто… место очень старое.
– Привидения? – Мак насмешливо скривил рот.
– Ну… а ты что, боишься?
Мак пожал голым плечом.
– Не очень-то… Оберег у меня есть, потому что ночью иногда летает всякое… присосется, потом поминай, как звали… а ты сам?
– Я мертвых не боюсь, – честно отвечал я. – Не бойся покойника, бойся живого, знаешь?
– Зна-аю, – Мак ухмыльнулся. – И летунов не боишься?
– Ночных? Ничего, ко мне не присосутся.
– Да уж, к тебе присосешься, – Мак нагнулся, пошарил в траве. – Маруак, киса, ты где? Ты, брат, далеко не уходи… – он выпрямился, отряхнул ладони о штаны. – Не присосешься к тебе, говорю, вон ты как вырядился… Куртка – летом! И очки. Ты в них хоть видишь что?
– Что надо – вижу.
– Я бы и шагу не сделал. А каску зачем нацепил?
– Так положено. Я же Техник.
– Техник… Так что, Техник, ты пройти нам разрешишь?
– Провожу. Там колодцы открытые попадаются.
– И проводи. Даже лучше будет. Маруак, чертяка, ногу не дери мне, – Мак снова нагнулся, подхватил кота в охапку и зашагал к эстакаде. По пути громко объяснял:
– Жила редко выходит. Искать надо, следить. И выходит всегда на возвышенном месте. Тонкая, с пятачок… Но это хорошо, чем тоньше, тем толчок сильнее… Главное – время не упустить. И не бояться. Вот из тебя бы, между прочим, хороший летун получился: в таком месте один живешь, а страха у тебя нет.
– Я же сказал: не бойся мертвого, опасайся живого.
– Так о чем говорю – я же не мертвый. А вдруг я как раз такой Мак?
– Какой?
Он рассмеялся.
– Не, на самом деле меня бояться нечего. Я безобидный. Только я же летун, и у меня поэтому всегда нож с собой. Вот, смотри.
Лезвие слабо засветилось под луной – самоделка из тонкой стальной полосы.
– Вот… так что и живых я не очень боюсь.
Он сунул нож в чехол, перехватил кота поудобнее.
– Ну, и говорю: у тебя должно получиться. Попробуешь? А то выходит – я полечу, а ты один тут…
Мы были уже у подножия эстакады. Мак прислонил ухо к ржавой опоре:
– Иде-ет, идет, сладкая моя… Ну, вот. В этом деле главное – понимаешь, живой крови надо выпить. Обязательно. Без этого не взлетишь. Маруак, киса, полезай в мешок. Не хватало, чтобы ты еще сбежал… Так как, Техник, не боишься меня живого? Полезешь? Попробуешь?
