А потом прошло, как отрезало – двадцать пять лет не было. И вот оно снова догнало.
В общем, я сдался, пошел в нашу поликлинику. И началось… Господи, чего только они не нашли: и сердце, и давление, и почки, и сосуды сужены, и печень не в порядке… Прописали кучу таблеток – эти утром, эти вечером. Не пить, постараться бросить курить и все такое. Я поехал домой, а на душе паршиво. Встретил у подъезда Борьку, он за хлебом ходил. Посмотрел на меня и говорит:
– Давай ко мне зайдем?
Зашли, сели на кухне, Борька достал из заначки бутылку «Греми», налил по рюмочке:
Выпили, и он спрашивает:
– Паш, ты у врачей был уже? – я ему рассказал про мои дела.
– Да, вот сегодня.
– Ну что?
– Да что-что. Полный букет. Знаешь, что меня докoнало? Я его спросил, сколько времени нужно пить все эти лекарства. А он говорит – все, теперь всегда.
– И что? – спрашивает Борька.
– Понимаешь, это как на протезах ходить. Все время помнить – таблетку сожрать надо. Какое-то пенсионерское ощущение. И в поле уже точно не пустят.
– Протезы? – говорит он. – А скажи, ты очки носишь давно? С детства, так? А зубы тебе вышибло, ты рассказывал, ходишь со вставными уже лет тридцать и ничего? А друг твой Юрка без одного глаза с войны? А тут тебе всего-то надо два раза в день съесть таблетку, тоже мне, большое дело. Зато чувствовать себя будешь лучше.
– Знаешь, – говорю, – Боря, очень непривычно, что вот так – раз – и ограничивают жизнь. Все-таки мы живем не для того, чтобы лекарства пить.
– Ну, Паша. Никто не обещал…
– Да я понимаю, – говорю. – Пройдет, не переживай. Знаешь, вот тебе скажу как на духу: я каждый день после войны считаю все равно как подаренный.
Маринка, спасибо ей, не дергала меня, так себя вела, как будто все о'кей – ну, приболел. Я же знал, что она больше меня переживает. А я в эти дни часто вспоминал моего отца. Он ровно в этом возрасте умер, чуть не до дня. Вот интересно: он вроде был здоровый человек, и вырос еще до революции, то есть в нормальной обстановке, на войне был хирургом, ранений не было. Должен был жить да жить. Но, видимо, тогда и надорвался: четыре года без выходных, по двенадцать часов резать. Целыми днями – кровь, мясо. Конечно, пил он, куда мне до него. Да как все хирурги, что сделаешь.
В общем, постарался я себя одернуть: Павел, ну что такое! Жизнь не кончена. У тебя работа, товарищи, жена, дети взрослые. Ты за все отвечаешь. Значит, хватит киснуть. Что можешь, то и делай. В поле уже вряд ли пустят, но материала до хера собрано, жизни не хватит обработать. Была же пара идей, вот самое время сесть и подумать. Вроде успокоился понемногу.
А потом мы поехали с Мариной в пансионат академический. Хорошее место, сильно блатное, я там раньше не бывал. А тут мое начальство то ли испугалось, то ли расщедрилось, в общем, дали нам путевку на две недели, в самый сезон, в августе.
Как-то я раньше такой отдых не уважал. Ездил на море с сыном, на горных лыжах кататься, когда еще никто и лыж таких не знал, а чаще вообще отпуска не брал, летом же в экспедициях в основном. А вот это – три раза в день в столовой еда, говно всякое диетическое, лечебные процедуры, отбой в десять – мне казалось полным маразмом. Но, видимо, всему свое время.
Неделю мы там прожили, пару раз меня таскали на медосмотр, и как-то я привык. Правда, на месте особо не сиделось. Мы за грибами ходили, довольно далеко, потому что рядом ничего не было. А еще я читал какой-то очередной детектив, перевод с английского, и ужасно злился. Ну что за мудаки! Ни языка не знают, ни реалий, а берутся переводить. Например, пишут: «Я ждал автобуса на Грейхаунд». Я споткнулся и думаю – какой такой Грейхаунд, он же нигде не упоминается? А потом сообразил: он ждал автобуса компании «Грейхаунд». Конечно, если не знать, так и переведешь.
Маринка слушала-слушала и говорит:
– Паш, ну что ты ругаешься? Подумай, кто про этот Грейхаунд знает? И какая разница, это же для сюжета совершенно неважно.
Я отвечаю:
– Да потому что если ты берешься дело делать, то надо же делать профессионально, а не абы как! А это – ни себя не уважать, ни других. Все должно быть сделано идеально, узнает кто-то или нет. Ну как тебе еще объяснить?
