Я заплатил вознице, повернул массивную ручку и забрался в дилижанс. Просторный, с мягкими кожаными лавками, бархатной обивкой стен, позолоченными клепками и фигурными хрустальными светильниками на правой стенке.
– Доброго дня, – поприветствовал я пассажиров.
Их было двое. Немолодой мужчина с крупной, бочкообразной грудью, редкими волосами, густыми баками, в дорогом костюме, с золотой цепью на шее. И совсем еще юная девушка, белокожая, хрупкая, с каштановыми волосами. Судя по внешнему сходству, они были родственниками. Или отец с дочерью, или дядюшка с племянницей.
Господин посмотрел на меня хмуро. Одежда на мне была добротная, но явно не подходила для благородного, а следовательно, мне не пристало находиться рядом с ними. Прежде чем он указал на дверь, его спутница мягко намекнула:
– Это скорый дилижанс Клагенфурта, созданный для уважаемых жителей поместий Ваугта и Доргельбау. Он не берет сторонних пассажиров.
– Благодарю вас…
Я сделал многозначительную паузу, и мужчина поколебался, прежде чем назвал себя:
– Господин Клаус фон Демпп, ландрат[2] Доргельбау. А это моя дочь Ульрике. Кто вы?
– Я Людвиг ван Нормайенн, из Братства, – представился я и обратился к светловолосой девушке: – Если бы не важные обстоятельства, я не побеспокоил бы вас, госпожа.
Ландрат неохотно кивнул:
– Страж имеет право путешествовать с нами, Ульрике.
Дочь улыбнулась:
– Простите, господин ван Нормайенн, мою грубость. Я не знала. В прошлый раз в наш экипаж забрался какой-то странствующий студент в цветастом плаще, и отец выбросил его на обочину.
Клаус фон Демпп заворчал, словно старый пес. Ему явно было неприятно вспоминать об этом.
– Вы тоже направляетесь в Клагенфурт?
– Совершенно верно, госпожа.
– Были когда-нибудь там?
– Ульрике, – укорил ее ландрат. – Твоя назойливость бестактна.
Девушка виновато опустила глаза:
– Простите, господин ван Нормайенн. Я совершенно не думала вам досаждать.
– Какое милое дитя! – восхитился Проповедник, все это время сидевший рядом.
– Ну что вы. Вы мне совсем не досаждаете, – ответил я, про себя отмечая, насколько мягко двигается карета. – Я никогда не был в Клагенфурте.
– Поверьте, вы не разочаруетесь. Очень красивый город, особенно его старая часть. Ну и сады герцога возле летнего дворца. Жаль, что сейчас не апрель, когда все начинает цвести. Вы ведь из Альбаланда? В вашей стране много тюльпанов.
Я кивнул. Именно моряки-альбаландцы привезли первые тюльпаны от хагжитов.
– Если вы не знаете, где остановиться, то таверна «Два сердца и шпага» лучшее место в городе.
Проповеднику пришла в голову кое-какая мысль, и он ее тут же озвучил:
– А может, это и не милый ребенок. Может, она настолько сошла с ума от настоящего живого стража, что ночью ты обнаружишь ее у себя в постели. А потом папочка прибьет твою содранную кожу к своим воротам.
Я, как водится, оставил его слова без внимания:
– Воспользуюсь вашей рекомендацией, спасибо.
Фон Демпп благосклонно улыбнулся, отвернулся к окну. Его дочь, подложив под голову атласную подушку, прислонилась к стенке и задремала. А спустя уже полчаса крепко спала.
Ее отец, отвлекшись от созерцания весенних пейзажей, вновь заинтересовался мной и спросил негромко, чтобы не разбудить девушку:
– Вам известно, что в Клагенфурте напряженная обстановка?
Я удивленно поднял брови:
– Нет. Но если там не все так безоблачно, зачем вы туда едете? И тем более везете ее?
– Ландраты должны присутствовать на совете городской управы. А Ульрике… Хочу отправить ее к тетке, в Бьюргон, подальше отсюда. В Клагенфурте она останется на одну ночь, а затем уедет первым же дилижансом. Если честно, не думаю, что в городе что-то случится. Слава Богу, это не Лисецк.
– В чем проблема?
Тот тяжело вздохнул:
– Клагенфурт – город ремесленников. Он триста лет процветает благодаря своим мастерам, гильдиям и товарам. Цеха вечно враждовали между собой за вольности, поставщиков, внимание знати да деньги клиентов. Но теперь гильдии в первый раз объединились и начали мутить воду. Они недовольны тем, что вскоре должно произойти. Вы ведь знаете, что наш герцог увеличил плату со всех северных городов из-за нового армейского налога?
