– Проклятье! – негромко произнес я.
Неудача.
Я вышел в гостиную и увидел женщину в шали. Она подняла с пола опрокинутую табуретку, села, налила себе в чудом уцелевший стакан воды и теперь пила из него скупыми глотками. Я тут же отвел глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом.
Она негромко хмыкнула, сказав мягким голосом:
– Ты даже умнее, чем я думала. Не только решил меня не беспокоить, но и не смотришь. Как видно, хорошо знаешь, кто такие ведьмы.
– Ведьме в глаза я бы посмотрел, – сказал я, думая, как отступить на кухню, чтобы выскочить через окно. – Но не велефу.
– Кто ты, альбаландец? – негромко спросила женщина.
Я откинул полу куртки, показывая кинжал.
– Страж. Еще интереснее.
– Зачем ты пошла за мной?
– Странный вопрос. Чтобы убить тебя. Ты видел лишнее. Я не могу позволить уйти. Даже стражу.
Я почувствовал за спиной движение. Отступление на кухню оказалось перекрыто – в дверях, покачиваясь, стояла желтушная старуха с перерезанным горлом.
– Думаю, я уйду целым и невредимым, – улыбнулся я, так как Пугало вставшее за велефом обнажило серп.
Она немного удивилась, хихикнула:
– Готова услышать твои аргументы, страж.
– Одушевленный. Такие, как ты, могут их видеть. Он за твоей спиной.
Женщина обернулась, секунду смотрела на нависшее над ней чудовище, затем хладнокровно допила воду, поставила стакан под ноги и только после этого произнесла:
– Впечатляет. А говорили, стражи все такие чистюли. Ну, значит, разойдемся миром. Я покину город прежде, чем ты кому-то расскажешь. – Велеф выпрямилась, запахнулась в теплую белую шаль.
– Вне зависимости от моих слов, рано или поздно каликвецы пойдут по твоим следам. И прикончат. Как и других таких, как ты.
Она подошла так близко, что я почувствовал запах ее волос. Легкий аромат свежей сдобы и… чужой крови.
– Этого не случилось за сорок девять лет. Не случится и впредь, страж. Я осторожна. А ты даже не узнаешь меня в лицо, потому что и сейчас твои поджилки трясутся, и ты боишься посмотреть мне прямо в глаза.
Я не клюнул на эту уловку, и женщина издала короткий презрительный смешок, сделала шаг в сторону, предлагая мне уйти. Я так и поступил. Она окликнула меня на улице:
– Ты приходил за девчонкой? Матерью? Или отцом?
– Я приходил к Вальтеру. Он мой друг, – солгал я.
– Ну, тогда закажи по колдуну панихиду, страж. Ему уже ничем не помочь.
– Он мертв?
– Скоро будет. Его забрала инквизиция. Дураки всегда попадаются.
Когда я уходил, она смеялась мне в спину.
Про инквизицию я спросил у пьяницы, разлегшегося на паперти церкви, чудом не тронутой бунтовщиками. Пугало это, кажется, позабавило. На его взгляд, кандидатуру я выбрал неподходящую, но в квартале больше никого не было, если не считать четверых мертвых солдат возле ограды летнего парка. В отличие от покойников алкаш хоть как-то мог изъясняться.
– Эмм-рва! – дыхнул он мне в лицо, отвернулся и захрапел. Небось завтра проснется и будет долго удивляться тому, что произошло в городе. Если проснется, конечно. Следует учесть, что велеф бродит по улицам совсем недалеко отсюда.
– Спасибо за помощь, – сказал я Пугалу.
Оно важно кивнуло.
– Ведь все эти услуги ты оказываешь не просто так, да? Старги, Александр, теперь велеф… Когда ты предъявишь мне счет, я вообще смогу его оплатить?
Оно развело руками, говоря тем самым: поживем – увидим.
Не знаю, как Вальтер попался в лапы Псов Господних. С одной стороны – он там, где должен быть. С другой – теперь добиться от него ответов будет чертовски сложно.
Я забрался на стену Мельничьего колеса, отсюда была прекрасно видна западная часть города и черная громада кафедрального собора, который строили уже без малого триста лет. Надо полагать, инквизиция как всегда открыла представительство по соседству. Это давно стало традицией в западных княжествах – хочешь найти Псов Господних, ищи рядом с собором.
Медленно и неспешно светало. Небо стало бледно-серым, неприятным и предвещало скорый, холодный дождь. Первый в этом году.
Двое солдат возле разоренной булочной попытались напасть на меня, отобрать деньги. Двигались они не слишком ловко для опытных вояк, и я без труда ранил одного из них в руку палашом. Они тут же отступили. Раненый скулил, его товарищ сыпал оскорблениями, но мой палаш оказался для них серьезным аргументом.
