Наконец незадолго до наступления темноты я нашел где остановиться. Рядом с кафедральным собором, неподалеку от того места, откуда я начал свои поиски, была маленькая гостиница под названием «Черный бык».
До того как стать учеником Ведьмака, я никогда не останавливался в гостиницах, никогда не уходил далеко от папиной фермы. С тех пор мне не раз приходилось ночевать в гостинице – иногда наш путь затягивался на несколько дней. Это могло бы случаться и чаще, если бы Ведьмак не был таким бережливым. Если погода была недостаточно плохой, он считал, что раскидистое дерево или старый сарай – вполне подходящее укрытие для ночлега. Однако сейчас я впервые останавливался в гостинице самостоятельно и потому, открывая дверь, немного нервничал.
Я оказался в большой темной комнате, освещенной единственным фонарем. По комнате было расставлено множество столов и пустых кресел около них, а в дальнем ее конце была стойка. От нее исходил неприятный уксусный запах – дерево насквозь пропиталось прокисшим элем. Справа от стойки висел колокольчик, и я позвонил в него.
Тут же позади нее открылась дверь, и оттуда, вытирая большие руки о грязный фартук, вышел лысый человек.
– Мне нужна комната на ночь, если можно, – сказал я и быстро добавил: – Хотя, возможно, я останусь тут дольше.
Он смотрел на меня с таким видом, словно я был какой-то пакостью, которую он только что обнаружил на подошве своего башмака, но стоило мне вытащить и положить на прилавок серебряную монету, как выражение лица у него заметно изменилось в лучшую сторону:
– Ужин подать, господин?
Я покачал головой. И не только потому, что должен был поститься. Одного взгляда на его грязный фартук было достаточно, чтобы отбить аппетит.
Пять минут спустя я уже оказался наверху в своей комнате и запер дверь. Постель была в беспорядке, простыни грязные. Ведьмак на моем месте выразил бы недовольство, но я очень хотел спать, а здесь всяко было лучше, чем в щелястом сарае.
Вместо белой дорожки, пересекающей зеленую лужайку в направлении западной части сада, и привычного для меня зрелища холма Клин Парлик я видел лишь ряд грязных домов на противоположной стороне улицы, из труб которых поднимался дым.
Я лег в постель, так и не выпустив из рук мешок Ведьмака, и почти сразу же заснул.
На следующее утро в начале девятого я уже шагал к кафедральному собору. Мешок я запер в своей комнате, поскольку странно было бы появиться с ним на заупокойной службе. Я слегка волновался, оставляя его в гостинице, но, как и дверь, мешок запирался на замок, и оба ключа лежали в моем кармане. Был у меня с собой и третий ключ.
Ведьмак дал мне его, когда послал в Хоршоу утихомирить потрошителя. Ключ изготовил его брат, слесарь Эндрю. Этим ключом можно было открыть почти любой не слишком сложный замок. Вообще-то мне следовало его вернуть, но я знал, что у Ведьмака есть и другие такие же, и, раз он не спрашивал, я оставил ключ себе. Полезная штука, вроде маленькой трутницы, которую подарил мне отец в начале моего ученичества. Ее я тоже всегда носил в кармане. Когда-то она принадлежала моему деду и считалась фамильным достоянием, но для меня, ставшего учеником Ведьмака, трутница оказалась особенно полезной.
Я долго взбирался на холм, держась справа от колокольни. Утро выдалось сырое, мелкий дождь моросил в лицо. Больше трети колокольни скрывали тяжелые серые тучи, быстро бегущие с юго-запада. В воздухе ощущался неприятный запах сточных канав, из труб домов валил дым, стелющийся над улицами.
Большинство людей тоже торопливо поднимались на холм. Одна женщина только что не бежала, волоча за собой двух ребятишек, маленькие ножки которых не поспевали за ней.
– Шевелитесь! Быстрее! – ворчала она. – А не то все пропустим!
Сначала я подумал, что люди торопятся на похороны, но потом понял, что вряд ли – слишком уж возбужденный был у них вид. Добравшись до площадки на вершине холма, я свернул налево к собору. По обе стороны дороги толпились взволнованные люди, как будто чего-то ожидая. Они преграждали мне путь, и я со всей возможной осторожностью стал пробираться сквозь толпу, стараясь не наступить кому-нибудь на ногу и постоянно извиняясь. В конце концов толпа стала такой плотной, что я вынужден был остановиться.
