— И это, по-твоему, подходящая свита?
— Мне вообще не нужна свита!
— Поступила бы на службу и ходила бы одна.
Вот они и вернулись к вечному спору.
— Я ни за что не пойду в армию!
— Это я уже слышал.
— Почему женщине можно сражаться за империю, но нельзя гулять одной?
— В этом и суть. Женщины-воины уже показали свою доблесть в бою, поэтому защита им не нужна.
— Как и мне.
Генерал хлопнул ладонями по столу. В этот момент вошла рабыня, чтобы убрать пустые тарелки, но генерал прогнал ее.
— Ты же не думаешь, что Джесс сможет меня от кого-то защитить! — воскликнула Кестрель.
— Женщины, которые не служат в армии, не могут выходить одни. Таков обычай.
— У нас вообще глупые традиции. Валорианцы гордятся, что могут обходиться почти без еды, но если на званом ужине подали меньше семи блюд, это считается позором. Меня научили драться, но если я не служу в армии, то все мои навыки сводятся к нулю.
Отец холодно взглянул на Кестрель.
— Ты ни разу не была в настоящем бою.
Иными словами, генерал считает, что дерется она неважно.
— Ты стратег, а не боец, — добавил он мягче.
Кестрель пожала плечами.
— Ну а кто посоветовал мне заманить дакранских варваров в горы, когда они напали на империю с востока? — продолжил он.
На самом деле тогда Кестрель всего-навсего озвучила очевидную мысль: варвары слишком полагались на конницу. Это было так же ясно, как и то, что в засушливых восточных горах лошадей нечем поить. Если кто тут и был стратегом, так это ее отец. И прямо сейчас он приводил в исполнение очередной хитрый план — льстил, чтобы добиться своего.
— Подумай, какую пользу ты принесла бы империи, — не отступал генерал, — если бы присоединилась ко мне и использовала свой талант в деле, защищая наши земли, вместо того чтобы сидеть здесь и критиковать наши порядки.
— Все эти устои сплошная ложь. — Кестрель сжала хрупкую ножку бокала.
Отец взглянул на напряженную руку дочери, накрыл ее своей ладонью, а потом тихо и спокойно произнес:
— Правила придумывал не я. Таков закон империи. Сражайся — и обретешь независимость. Не хочешь сражаться — мирись с ограничениями. Так или иначе, живи по закону. — Он поднял указательный палец. — И не вздумай жаловаться.
«Тогда просто буду молчать», — решила про себя Кестрель. Она резко убрала руку и встала. Ей опять вспомнился купленный раб, который превратил молчание в оружие. Его выставили на продажу, толкали, разглядывали и заставляли подчиняться. Потом насильно отмыли, остригли и переодели. И, несмотря на это, он не позволил себя растоптать.
Кестрель умела чувствовать внутреннюю силу духа в других людях, как и ее отец. Светло-карие глаза генерала Траяна недобро сощурились.
Она развернулась и вышла из комнаты. Стремительно прошагав по коридорам северного крыла виллы, Кестрель остановилась перед большой двустворчатой дверью и распахнула ее. В темноте она легко нащупала маленькую серебряную шкатулку и масляную лампу, которую без труда зажгла вслепую. Пальцы сами знали, что делать. Играть вслепую Кестрель тоже умела, но сейчас ей особенно не хотелось промахнуться мимо клавиши. Весь день она только и делала, что совершала ошибки.
Кестрель обошла стоявшее в центре комнаты фортепиано и провела ладонью по его гладкой полированной поверхности. Этот инструмент был среди немногих вещей, которые семья привезла с собой из столицы. Пианино принадлежало матери.
Кестрель распахнула стеклянные двери в сад и глубоко вдохнула ночной прохладный воздух. Пахло жасмином. Она представила себе раскрывшиеся в темноте маленькие соцветия с острыми совершенными лепестками и снова почему-то вспомнила про раба.
Она взглянула на свою руку-предательницу, которая так своевольно поднялась на аукционе, заставив сделать ставку. Покачав головой, девушка отвернулась от окна. Хватит об этом думать.
Кестрель села за инструмент и окинула взглядом ровный ряд черных и белых клавиш. Когда отец велел ей позаниматься, он, разумеется, имел в виду не это. Речь шла о ежедневных тренировках с капитаном стражи. Но Кестрель не хотела сейчас брать «иглы»[ «Иглы» — маленькие ножи, которыми можно биться в ближнем бою или метать издалека.] или другое оружие, которое отец требовал освоить.
