— Ну, знать-то я не знаю. Но недавно я была у Фарис и видела малыша. Он слишком красивый, да и на старших детей ни капли не похож. А вообще, — Кестрель задумчиво постучала пальцем по краю бокала, — если я права, то Фарис очень хитро все придумала. Никто не поверит, что светская дама осмелилась показать незаконнорожденного ребенка на главном приеме сезона.
Джесс смотрела на нее приоткрыв рот, а потом рассмеялась.
— Говорю же, Кестрель, бог лжи тебя обожает!
Кестрель не столько услышала, сколько почувствовала, как Арин на другом конце комнаты резко вздохнул.
— Что вы сказали? — прошептал он по-валориански, уставившись на Джесс.
Та озадаченно взглянула на подругу, ища поддержки.
— Бог лжи. Гэрранский. У валорианцев ведь нет богов.
— Разумеется, у вас нет богов. У вас и души нет.
Кестрель поднялась. Арин теперь стоял ближе, и она невольно вспомнила, как на арене ему приказали спеть. Его гнев казался почти осязаемым.
— Довольно, — произнесла Кестрель.
— Говорите, мой бог вас любит? — Арин недобро прищурил серые глаза. Он тяжело вдохнул и выдохнул, стараясь справиться с нахлынувшим приступом злости. По его взгляду Кестрель поняла: Арин уже понял, что выдал себя. С пугающим спокойствием раб обратился к Джесс: — С чего вы это взяли?
Кестрель хотела ответить, но Арин остановил ее жестом. Джесс в изумлении повернулась к подруге:
— Кестрель!
— Отвечайте, — потребовал раб.
— Ну… — Джесс издала нервный смешок. — А разве нет? Кестрель так ясно видит суть вещей…
Губы Арина злобно искривились.
— Сомневаюсь.
— Кестрель, это же твой раб. Сделай что-нибудь!
Призыв к действию отчего-то окончательно парализовал Кестрель.
— Вы вообразили, что всегда знаете истину, — обратился Арин по-гэррански к Кестрель, — а на самом деле все вокруг просто с вами соглашаются. Если вы обвините гэррани во лжи, думаете, он посмеет вам возразить?
Страшная догадка мелькнула в голове у Кестрель. Она побледнела.
— Джесс, дай мне свои сережки.
— Что? — Та окончательно растерялась.
— Одолжи их мне. Пожалуйста. Я верну.
Джесс сняла серьги и протянула их подруге. Золотые стеклянные капельки блеснули на ладони. Но стеклянные ли? Торговка уверяла, что это топазы, пока Кестрель не накинулась на нее с обвинениями. Для стекла цена была слишком высока, но настоящие камни обошлись бы намного дороже. Может, это все-таки топазы, а старая гэррани просто побоялась спорить с валорианкой?
Кестрель стало стыдно. В комнате повисла тишина. Джесс теребила кружевную оборку на рукаве, во взгляде Арина читалось мрачное торжество. Он знал, что попал точно в цель.
— Мы уходим, — решила Кестрель.
На этот раз раб не воспротивился ее приказу, но вовсе не потому, что испугался наказания. Напротив, теперь Арин убедился в том, что у Кестрель не хватит смелости его наказать.
Кестрель выскочила из кареты и почти вбежала в лавку самого уважаемого валорианского ювелира в городе. Арин шел следом.
— Мне нужно знать, настоящие ли это камни. — Она с громким стуком положила серьги на стол.
— Топазы? — спросил ювелир.
У Кестрель перехватило дыхание.
— Вот вы мне и скажите.
Ювелир навел лупу на серьги и нахмурился.
— Трудно сказать. Мне нужно сравнить их с образцами, это займет какое-то время.
— Я подожду.
— Госпожа, — произнес Арин по-гэррански. Он говорил вежливо, будто напрочь забыв о том, что произошло в гостиной у Джесс. — Вы не позволите мне пройтись по рынку?
Кестрель удивилась. Просьба была необычной, к тому же Арин уже успел провиниться. Непонятно, на что он рассчитывал?
— Вы ведь в помещении, — продолжил раб, — значит, свита вам не нужна. А я бы хотел навестить друга.
— Друга?
— У всех есть друзья. Я вернусь, — добавил он. — Вы же знаете, далеко мне все равно не убежать.
С пойманными беглецами разговор был короткий. Им отрезали уши и нос. Наказанный таким образом невольник по-прежнему оставался пригодным для работы.
Кестрель вдруг поняла, что рада будет избавиться от Арина. Она, пожалуй, даже надеялась, что рабу повезет сбежать, и она его больше не увидит.
— Возьми. — Она сняла с пальца перстень с печаткой, на которой были вырезаны когти хищной птицы. — Без клейма или моего знака тебя арестуют.
