– Какой же злой человек крепко наложил повязки не на саму рану, а возле них? Что за чудовищное невежество! Что за глупость, граничащая с преступлением!
– Эти жгуты остановили кровь, – тихо вымолвил раненый.
– Еще одна глупость! – в раздражении выпалил лекарь.
– Кровь пульсирует по сосудам, и если пережать крупные сосуды…
– И какой же глупец тебе это сказал? – качая головой, с кривой усмешкой спросил Юлиус Корнелиус.
Гудо на мгновение прикрыл глаза…
…Глупец… Глупец великий Гальчини! Его можно было назвать как угодно, но только не глупец!
Бывало такое в процессе многолетнего обучения, что мэтр не говорил, а показывал на самом наглядном пособии – человеческом теле! Живом человеческом теле!..
Гудо так же как и лекарь покачал головой, но от кривой усмешки воздержался.
Не смотря на пережитое и ужасные раны, на которых крайне необходимо было сосредоточиться бывшему ученику подземелья Правды, вдруг назойливо представилась невозможная картина. Столб, к которому привязан очередной несчастный, попавший в звериные лапы мэтра. Сам Гальчини возле него с набором ножей, заточек и жгутов. А так же множество ученых мужей и студентов, что на кафедрах расположились вокруг жуткого действия.
И действие началось!
Порез – брызги крови. Прокол – жуткий красный фонтан. Еще удар ножом, еще пронзенная мышца. А затем быстрое и умелое накладывание жгутов. И кровь едва сочится.
В первый наглядный урок учитель пожалел слов для Гудо. Впереди были долгие годы объяснений.
Но если бы такой урок для ученой медицины состоялся – он, пожалуй, сделал бы одолжение науке. А может, и нет. Слишком непредсказуем был мэтр Гальчини. Ведь невозможно одним действием убедить во многом. Особенно если ученые мужи множество веков считали, что в теле человека есть отдельные системы кровообращения. Отдельно для сердца, отдельно для мозга, отдельно для желудка. Понадобились бы многие годы и многие тела, чтобы убедить, что система кровообращения одна для всего тела. А переносится кровь от органа к органу через полые трубки. И трубки эти можно закрыть, чтобы избежать ненужной потери крови в то время, когда обрабатывается рана или пока нет возможности ее обработать. А главное, что благодаря циркуляции крови по единой системе действуют лекарства, которые принимает человек.
Скорее всего, он бы не стал убеждать во всем этом ученых мужей. Первые же его слова, противоречивые со всем, что известно науке, были бы встречены гневом или смехом. А Гальчини ни того, ни другого в свою сторону терпеть не мог.
Вот этих бы ученых мужей да в подземелье Правды. Да на долгие десять лет!
Гудо встряхнул своей огромной головой:
– Девушка. Ее зовут Грета. Скажите ей, пусть возьмет что нужно. Слава Господу у меня есть все, что нужно. А главное – у меня есть Грета!
* * *
…Гудо не узнал ее. Он почувствовал ее сердцем!
Стражники побросали на каменистый берег несколько мешков, перед тем выбрав из них достаточно того, что они посчитали за плату. Мясо, хлеб, понравившаяся одежда. Ровно половина от того, что родственники, друзья и знакомые передали для несчастных, судьба которых забросила их на зловещий остров Лазаретто. Это плата за рискованный труд доставки передачи на чумной карантин. Их совсем не волновало то, что остатки в мешках сразу же оказались не в тех руках кому они предназначались.
Пока четверо стражей закона славного города Венеции держали на изготовке свои арбалеты, голодная толпа, вероятно наученная предыдущим, смирно стояла в десятке шагов от берега. Но как только с борта на берег сошли последние несчастные, которых сослали на Лазаретто, и как только эта лодка, привязанная к лодке стражников, отошла на полсотни шагов от кромки воды, толпа качнулась и бросилась к мешкам.
Свалка была непродолжительной. С десяток все еще крепких мужчин кулаками и ножами разогнали стариков, женщин и детей. С веселыми шутками, смехом и довольным криком мужчины схватили то, что подвернулось им под руки из разорванных мешков, и разбежались в разные стороны. Те же, кому не досталось ничего, рухнули на камни, и, направив мокрые от слез лица на небеса стали громко взывать к Господу, чтобы тот покарал грешников. Некоторые из молящихся вскоре поспешили за счастливчиками в надежде выпросить, или отработать у добытчиков то, что могло утолить голод.
