– Рада знакомству с тобой, мистер Граймс, говорю, как на духу, – хихикала она, словно девица на выданье. – Хоть что-нибудь услышу про эту Сару Монахан – уж я сразу дам тебе знать.
Меж тем пора было обедать. Я заказал сосиски и пюре, выбрал столик у двери – на всякий случай, если придётся быстро ретироваться, – и устроился за ним. На вкус сосиски оказались лучше, чем на вид, и в пюре почти не было комочков: для стряпни в такой дыре – очень даже неплохо. Я уже собирал последние капли подливки остатками хлеба, когда почувствовал, как кто-то коснулся моей руки.
Подкрался неслышно, пока я тут жевал. Я с подозрением обернулся, готовый обнажить шпагу в случае угрозы, но увидел невысокую черноволосую женщину. Я отметил тонкую ниточку губ, нос картошкой, маленькие глазки, но главное – кожу: воспалённую, цвета спелой клубники, всю в волдырях.
Должно быть, я не смог скрыть ужаса – женщина с красным изуродованным лицом отпрянула и отвернулась. Из-за стойки раздался кудахтающий смех хозяйки.
– Не бойся, это Скальди Саль, – пояснила Генриетта. – Она и мухи не обидит. И надоедать не будет – только посуду заберёт. Несчастный случай, несколько лет уж прошло. Доменная печь полыхнула. А Скальди рядом оказалась. С тех пор такая.
Я повернулся к бедной женщине.
– Мне очень жаль, – только и смог сказать я.
Она пожала плечами и забрала у меня тарелку.
– Я слышала, о чём вы разговаривали с хозяйкой, – произнесла она тихо. – Как только пришли. Вы искали меня. – Она перешла на шёпот. – Я – Сара Монахан.
Кажется, я начинал понимать. Сара. Саль…
Неудивительно, что в этой мрачной таверне даже прислугу знают не по имени, данному при рождении, а только по прозвищу. Идеальное место, чтобы оставаться неузнанным! Я хотел вытащить конверт из внутреннего кармана, но назвавшая себя Сарой Монахан остановила меня.
– Не здесь, – прошептала она. – Я буду ждать вас снаружи.
Я кивнул.
Через несколько минут я попрощался с хозяйкой и вышел на улицу. Два пса промчались мимо, едва не сбив меня с ног: маленький, чёрно-белый, бежал за большим, коричневым, зажавшим в пасти дохлую крысу. Два мальца играли в ладушки у противоположной стены.
– Вы мне кое-что принесли, правда?
Я обернулся и обнаружил, что Скальди Саль снова стоит рядом со мной. Она обладала поразительным умением неслышно подкрадываться к людям.
– Да, я принёс вот это, – ответил я, доставая конверт из кармана пальто.
– Письмо, – без выражения произнесла она, вертя конверт в руках.
– От доктора Кадуоллэдера, – подсказал я.
– Ах да! – обрадовалась она. – Это чтобы прийти в последний раз. А я и приду! – Она улыбнулась, обнажив жёлтые колышки зубов. – Ведь доктор был так добр ко мне…
И с этими словами она развернулась и ушла, так же бесшумно, как и появилась. А я отправился в противоположную сторону, на берег реки, – туда, где жил четвёртый пациент из списка доктора.
Рыжий Том Керрик.
Его адрес оказался самым примечательным из всех прочих: Сьюзи Ли, Причал 12, Восточный берег; и странное дело: слова «Сьюзи» и «Ли» в списке были перевёрнуты – как если бы я держал бумажку вверх ногами.
Но лгать не стану, я не бросился тотчас разгадывать тайну подобного написания. Гораздо больше меня беспокоило, что четвёртый адрес находится на Восточном берегу – а это жуткое, гиблое место, в сравнении с которым даже Осиное Гнездо покажется цветочной лавкой, куда каждое утро заглядывают королевские фрейлины. Я знаю каждый клочок земли в этом городе, и, уверяю вас, Восточный берег стал бы последним местом, куда вы пожелали бы наведаться, даже в разгар солнечного дня. Однако у меня, в отличие от вас, выбора не было.
Когда я подошёл к реке, то увидел, что начался отлив: вода схлынула, и взору моему открылась прибрежная топь во всей красе. Взъерошенные чайки кружились над головой, хныча и взвизгивая. Я шёл по тропинке, отсчитывая причалы, мимо обветшалых пакгаузов и измождённых работой корабельных плотников.
Слева от меня, в иле, обнажённом отливом, копошились дети. Тощие девчонки и мальчишки, босые, в обносках, – они искали в речной грязи всё, что могли съесть или продать. У нас их называли – «землеройки».
