Происшествие с Андресом Лапетеусом - страница 13
Порой Лапетеусу казалось, что Хельви видит его насквозь. Как сегодня в поезде. Раньше она часто приходила к нему в гости, но последние два месяца не показывалась. Из-за этого Лапетеус даже ревновал. Но беспричинно — он ни в чем не мог упрекнуть ее. Лапетеус однажды поймал себя на мысли, что хорошо бы, если Хельви пофлиртовала с кем-нибудь, хотя бы совсем невинно. Это могло бы стать хорошим предлогом для окончания их отношений. Лапетеус даже испугался, что он может так подло думать. После этого он старался быть с Хельви особенно нежным и внимательным.
Андресу Лапетеусу было трудно признаться и в том, что чувство Хельви чище и сильнее, чем его. Если бы Хельви вела бы себя навязчиво, если бы она упрекала его, он не испытывал бы таких угрызений совести. Но Хельви словно давала ему время прийти к какому-то решению. Порой Лапетеусу казалось, что теперь он пойдет к ней, расскажет все, что у него на сердце, и попросит прощения. Она умна и великодушна, поймет, и они расстанутся друзьями. Но стоило Лапетеусу встретиться с Хельви, как его намерение исчезало. Он начал бояться взгляда серо-голубых глаз, перед которым чувствовал себя обезоруженным.
Андрес все дальше и дальше откладывал решающий разговор. Сейчас он понял, что вообще не сможет заговорить об этом. И что теперь это даже бессмысленно. Хельви и так все понимает.
Легче от такого вывода не стало…
Андрес Лапетеус так углубился в свои мысли, что не заметил майора Роогаса, который остановил его.
— Извините, — сказал ему тот, — я хотел поговорить с вами.
— Пожалуйста, — Лапетеус пытался угадать, что от него хотят.
— У меня в Таллине пустует квартира. Если вам потребуется более просторная жилплощадь, можете рассчитывать на нее.
Этого Андрес Лапетеус не ожидал. Ни от кого, и меньше всего от майора Роогаса. Одновременно он почувствовал, что шея его краснеет.
— Спасибо, — сказал он. — Большое спасибо. Но мне не понадобится жилплощадь.
Роогас и виду не подал, что слова Лапетеуса поразили его.
— Тогда еще раз извините. Всего хорошего.
— Всего хорошего. Спасибо, что подумали обо мне.
Уже собравшийся уходить Роогас остановился и желчно добавил:
— Я думал не только о вас.
— Тогда уж поговорите с… товарищем Каартна.
Одновременно они взяли под козырек и одновременно повернули — каждый в своем направлении.
Андрес Лапетеус был раздражен. Последние слова Роогаса он воспринял как сознательное оскорбление. Что за дело другим до его взаимоотношений с Хельви? Чем больше он размышлял о том, что сейчас произошло, тем сильнее затронутым он себя чувствовал.
Он сердился все больше и больше.
На следующий день Лапетеус проснулся в странном настроении. Прежде всего он разочаровался в утре. Вернее, в своих ощущениях после того, как открыл глаза, посмотрел сквозь окно на крыши и трубы соседних домов и сказал себе, что теперь это, значит, произошло. Опять стал гражданским человеком. Гражданский — какое серое, деревянное слово. И настроение было какое-то серое. В мечтах в свое первое гражданское утро он просыпался спокойным и бодрым. Как надлежит человеку, успешно закончившему долгий, длившийся годы, поход и начинающему новый, еще более длительный. Все вокруг светло, просторно, даже празднично. Он неторопливо одевается, не спеша пьет кофе и спокойно обдумывает, с чего начинать свои дела. У него нет сомнений и колебаний, ничто не мучает и не терзает его, он знает, чего хочет, все ясно, и путь, по которому он пойдет, интересен и увлекателен. Это не легкий и гладкий подъем в гору, а тропа, которая потребует всех сил. Так он представлял себе это. Но теперь, когда оно наступило, Лапетеус не ощущал ни особой бодрости, ни подъема. Слегка пульсировала жилка на виске, и все было невыразимо буднично.
Лапетеус посмеялся над собой: почему он должен ощущать какое-то особое опьянение? Он уже полгода знал, что скоро демобилизуется. И разве не излил он свой восторг уже раньше, не продумал все свои возвышенные мысли, не составил энергичные планы?
