— Привет. Держи книжку. Бульварный роман на немецком, как ты любишь, — он скользнул по моей щеке губами в приветственном поцелуе, не снимая темных очков.
— Спасибо, но как ты…
— Стоять не тяжело? Давай сядем. Рассказывай! — прервал мои вопросы Аслан.
Высокий, с крупными, правильными, но суровыми чертами лица, осетин Аслан внушал мне смешанное чувство ужаса и восхищения. Притягивала его сдержанно-грозная, выразительная, не без доли высокомерия манера держать себя. Однако ужаса было всё же больше. Сила, чувство собственного достоинства, обособленность и горделивая стать, стильно подобранная одежда — всё это энергетически подавляло меня и вызывало невольное чувство страха. Хотя реальных поводов для него не было. Напротив, Аслан никогда не позволил в отношении меня ни одного грубого слова, не то что поступка.
Всякий раз, неожиданно появляясь в моей жизни и так же неожиданно исчезая, он пристально смотрел на меня — будто сканировал, всё ли в порядке. Спрашивал, слушал, снова сканировал, ругал, изредка сухо хвалил и уносился в неизвестном направлении.
Про себя Аслан рассказывал крайне скупо, задавать же ему вопросы личного характера у меня язык не поворачивался. Страшно. Родился Аслан в Северной Осетии, окончил Суворовское училище. Отец умер, когда он был еще подростком. С матерью и сестрами подросток эмигрировал в Германию и там брался за всё — работал моделью, ухаживал за стариками в доме престарелых, даже собирать бутылки приходилось. Закончил несколько вузов и, наконец, попал в интернациональный бизнес. Стал часто бывать в Москве. Где мы случайно и встретились.
Это были суетливые предновогодние дни — я ненадолго пересеклась с подругой для обмена подарками. На душе было паршиво и, расставшись с подругой, я решила пойти побродить в толпе, между рождественских стендов, разукрашенных светящимися гирляндами и пряниками в форме сердца. Там, в очереди за глинтвейном мы и встретились. После трёх кружек глинтвейна я расплакалась у него на плече о своей несчастной любви. Возможно, именно это и послужило причиной того, что Аслан взял надо мной шефство. По крайней мере, я ощущала это именно так, хотя однажды Аслан обмолвился, что считает меня похожей на него — такой же легкой на подъём, независимой одиночкой. Наслаждающейся и страдающей от своего одиночества:
— Ты такая же дурная, как и я.
Он чудовищно заблуждался. Общаться с ним на равных мне стоило гигантских душевных сил. После каждой нашей встречи я восстанавливала свое внутреннее спокойствие несколько дней. Всякий раз я чувствовала себя школьницей, которая, смущаясь и краснея, отчитывается о сделанном домашнем задании и поведении перед учителем.
Встречи всегда были недолгие — максимум час за чашкой кофе в кафе в центре города. Аслан всегда торопился на самолет или переговоры. Если честно, я вообще не понимала, зачем ему я, такая обычная. Ведь наше общение носило сугубо платонический характер и никто из нас не стремился нарушить эти границы. Зачем мне самой общаться с Асланом, я тоже не очень понимала, но всякий раз послушно ехала на встречу.
— Да не о чем рассказывать — смутилась я.
— Как ты сюда попала?! — будто не слышал Аслан.
Пришлось рассказать правду.
— Я тебя не понимаю. Кому и что ты хотела доказать этим молодым парнем. Он же тебя не любит! Да и ты его тоже. Ради себя — глупо! Ради чеченца?! Еще глупее! Ему от этого ни тепло не холодно, а ты вот в больнице оказалась, вместо того, чтобы своими делами заниматься.
— Я просто подумала, что таким образом я смогу переключиться. Я устала от борьбы за любовь, у меня нет сил, и идей, как изменить положение дел, тоже больше нет.
— За любовью не гонятся, её принимают. Ты проявляешь глупое упрямство там, где надо вспомнить о гордости и забыть.
Гордость. Что мне все ей тычут?! Чем она хороша, эта гордость?! Тем, что мы хотим, чтобы весь мир был похож на нас и требуем от других исполнения наших ожиданий?! А если те не хотят исполнять, мы гордо удаляемся — «Прощай, меня не стоит провожать»
