Тем временем она подняла голову и посмотрела на Бекера. Она улыбнулась. Бекер увидел ее бледное лицо, лишенное, казалось, всех живых красок.
По улице он шел рядом с ней. С другой стороны им навстречу шли шестеро солдат. Солдаты громко кричали и выдергивали растения из цветочных ящиков, поставленных жильцами перед окнами своих домов. За ними оставался причудливый след из комьев земли и разорванных растений.
Женщина рассказала, что в пустом музейном зале должны были выставляться работы ее сына, молодого скульптора. Раз за разом выставку откладывали без объяснения причин. Она видела свой долг в том, чтобы ежедневно приходить в музей и справляться об отложенной выставке. До сих пор смотрители музея только пожимали плечами, многозначительно поднимая взгляд к потолку. Там, на втором этаже, должен был находиться кабинет директора. Но широкая мраморная лестница, ведущая на второй этаж, вот уже несколько недель была перекрыта цепью.
Женщина поднялась на крыльцо и открыла дверь. Она пошла впереди него по темной лестнице, где слегка пахло духами. Они пришли в просторную комнату, вся обстановка которой, казалось, состояла, в основном, из ламп с абажуром. Шторы были задернуты.
Я не выношу резкого дневного света, сказала женщина.
Да, сказал Бекер. Он уже сел в кресло, которое она ему предложила, и закурил.
Женщина осталась стоять. Только сейчас он увидел глубокие морщины у нее на лбу. В свете ламп бледный цвет ее лица казался скорее розоватым.
От света еще можно отгородиться, сказала женщина. Но звуки проникают везде. Она глубоко вздохнула и посмотрела наверх, на потолок.
С верхнего этажа действительно доносились тихие звуки пианино. Бесконечной чередой постоянно повторялся один и тот же мотив. Бекер вспомнил те полупустые, плохо освещенные залы, куда люди приходили послушать музыкальные номера, среди публики иногда оказывался и он сам. Там тоже музыка звучала так, будто звуки движутся в другую сторону, нежели время, но при этом безо всякой убедительности, безо всякой силы.
Он потушил сигарету и осмотрелся. На стенах висело бесчисленное множество картин. Все это были автопортреты, написанные яркими красками, с несоразмерно увеличенными глазами.
Звуки пианино смолкли. Женщина проводила его до двери. Он легонько прикоснулся к двери и вышел на улицу. После полутемной комнаты город вдруг показался наполненным звуками, но как бы он ни всматривался в улицу справа и слева, ничего не было видно. Только у трамвайной остановки стоял почти пустой трамвай. Хотя в трамвай никто не садился и никто не выходил, он стоял неподвижно, как будто не мог решить, продолжать ли путь.
Несколько дней спустя он встретил ее на торговой улице. Остановившись перед витриной, он без какой-либо цели смотрел внутрь магазина. Она стояла перед прилавком, а продавец протягивал ей покупки. Бекер подождал, пока она выйдет из магазина, и заговорил с ней.
С прошлого раза ее лицо стало еще бледнее, как будто в области шеи кровообращение прерывалось. Ее глаза были теперь такими же большими и круглыми, как на картинах.
Они шли какое-то время рядом, не говоря ни слова. Вдоль тротуара стояла колонна военных грузовиков. Некоторые солдаты, прислонясь к капоту своей машины, крутили самокрутки, другие с громкими криками бегали за футбольным мячом.
Раньше я всегда рассматривала себя в витринах, сказала женщина. Я заметила, что в витринах я выгляжу выгоднее, чем в простых зеркалах. Но теперь, когда на витринах всего становится меньше и меньше, проходить мимо магазинов уже не так приятно.
Они дошли до улицы, где она жила. Теплый ветер дул им в лицо.
Вдруг она взяла его за руку.
У меня на плечах как будто сидит большой черный зверь, сказала она. Можете себе представить? Большой черный зверь. Каждый день я пытаюсь прогнать его, но он не уходит.
Бекер остановился. Она выпустила его руку. Медленно отдаляясь, она в конце концов скрылась из виду на крыльце. Он посмотрел ей вслед, развернулся и пошел назад на торговую улицу.
В следующие дни его деятельность перенеслась в деревни вокруг большого города. Здесь он тоже при необходимости взламывал двери и не обращал внимания на крики насмерть перепуганных жильцов, когда открывал ящики тяжелых, орехового дерева, сервантов с такой силой, что дребезжали сервизы, и разбивались, падая со шкафов на пол, фарфоровые подсвечники.