Прогулки с Евгением Онегиным - страница 196
История взаимоотношений Йорика-Стерна с досаждавшим ему в реальной жизни «Евгением», описанная в «Тристраме Шенди», и особенно роман «Сентиментальное путешествие» стали для Пушкина образцом и настоящей находкой: ведь в его жизни имел место человек, который стал его смертельным врагом и с которого во многом можно было списать своего Евгения. В самом деле, что могло устроить и порадовать Пушкина больше, нежели сатирическое изображение героя романа с характерными и биографическими чертами Павла Катенина и превратить поглавную публикацию романа в долгую публичную казнь!
Разумеется, чтение романа с такой сложной структурой, где повествование истинным автором, то есть Пушкиным, отдавалось главному герою (Онегину) – антагонисту автора, старающемуся этот антагонизм скрыть и выдать себя за Пушкина, – такое чтение становится совершенно иным, требует серьезной встречной работы мысли, повышенного внимания и сопоставлений. Зато многократно возрастает информационная емкость сатирического художественного образа, которую особо отмечал Барков, – а именно на его точку зрения на роман, в меру моего понимания и из солидарности с ним, я и ориентируюсь. Кроме того, возможность спрятаться под личиной «издателя», публикующего чужие записки и лишь комментирующего их, вполне соответствовала характеру мистификатора, каким был Пушкин.
С этой точки зрения легко находятся ответы на вопросы, заданные в предисловии к этой книге. Например, фраза с желчью в письме к Тургеневу была всего лишь фиксацией настроения Пушкина по отношению к предателю-Катенину, с которого списывались характер и ключевые моменты биографии главного героя, а в предисловии «издателя» к отдельному изданию Первой главы «Онегина» речь шла не о сатире в общепринятом, общественном понимании этого слова, а о сатире литературной, о сатирическом художественном образе (отсюда и подчеркнутое в этом предисловии «отсутствие оскорбительной личности»).
Кроме того, в отличие от Стерна, Пушкин был поэтом и мог позволить себе писать «Евгения Онегина» стихами – тем более что поэтом был и его Евгений – Онегин-Катенин. Это поистине «дьявольски» расширяло мистификационные возможности Пушкина.
Вынужденный защищаться от постоянных злобных выпадов Катенина, Пушкин продумал и его характер, и причины его поведения. Выводы, к которым он пришел, оказались настолько важны, что он не пожалел отдать этой литературной борьбе свое главное произведение – и не только его: Пушкин понял, что за характером Катенина, за его поведением, стоит явление, в котором сосредоточена одна из главных проблем литературы и жизни: ненависть посредственности к таланту.
Пушкин, как известно, был дуэлянтом, и опыт в этой области у него был более чем достаточный, чтобы понимать, что такой человек, как Онегин, презирающий условности света, не пойдет на дуэль с другом из-за подобных условностей (в 28 пушкинских дуэлях стрелялись фактически только два или три раза, в остальных случаях дело кончалось примирением, причем в одной из состоявшихся дуэлей, с Кюхельбекером, Пушкин пытался помириться, а после выстрела Кюхли стрелять не стал, и они обнялись). Причина состоявшейся в романе дуэли – без даже попытки примирения со стороны Онегина – зависть посредственности к таланту.
– Каин, за что ты убил брата Авеля?
– Из зависти, Господи…
Убийство Онегиным друга на дуэли у Пушкина имеет гораздо более глубокий смысл, нежели тот, какой ему придают в общепринятой трактовке романа. Ведь по замыслу Пушкина весь роман написан Евгением Онегиным, пытающимся это скрыть и рассказывающим о себе в третьем лице, это он в романе «автор» – повествователь. Но роман написан стихами, и, следовательно, Онегин – поэт, а взаимоотношения Онегина и Ленского – это
