— Разве великий Цезарь не устраивал гладиаторские бои?
— Устраивал. И он, и Помпей, и я. Но масштабы смерти были совсем другие. И цирк был в другом месте — вон там! — Нищий показал вдаль рукой, но Татьяна Николаевна ничего не увидела. — Там был естественный спуск к реке. Амфитеатр, построенный императором Цезарем, то есть мной, органично вписывался в окружающий ландшафт, как теперь говорят.
Так они разговаривали друг с другом, не прекращая идти, и Татьяне Николаевне казалось, что она прекрасно понимает все, о чем рассказывает ей собеседник, хотя доведись ей когда-нибудь повторить этот разговор жестов, улыбок, отдельных слов, у нее никогда бы не получилось.
— Куда мы теперь идем?
— На Форум. — По тому, как он произнес это слово — выдохнул серьезно, с благоговением, она поняла, что это самое дорогое ему место в Риме, и решила молчать, не задавать вопросы, а только слушать, чтобы случайно не осквернить своим незнанием или праздным любопытством его любовь, его интерес. Ей стало безразлично, болен этот странный человек или здоров, кто он по профессии и откуда родом. Она чутьем поняла, что встреча с ним — самое главное в ее авантюрной поездке, и преисполнилась к своему новому знакомому вниманием и благодарностью.
Они прошли мимо огромной триумфальной арки, на которую Цезарь тоже посмотрел с некоторым презрением, и двинулись дальше по улице, по обеим сторонам которой располагалось что-то вроде парка, в котором ведется строительство. Это оказалось зоной раскопок. Внезапно Цезарь потянул ее в сторону, они свернули с улицы на узкую дорожку, поднимавшуюся круто вверх мимо лавровых растений, прошли еще, так что Татьяна Николаевна запыхалась, и вдруг глазам ее открылось нечто: внизу в темноте лежала зеленая долина, усеянная обломками белых колонн. Темная таинственная часть какого-то мрачного здания высилась слева, пугая обвалившимися стенами, провалами арок и окон. И где-то дальше за этой громадой угадывались верхушки пальм и плоские кроны знаменитых итальянских сосен. Татьяна Николаевна узнала две триумфальные арки, расположенные друг от друга на приличном расстоянии, но по одной прямой. Одна, ближайшая к ней, была однопролетной и скромной. Другая казалась по сравнению с первой более помпезной и вычурной — ее украшали скорее угадываемые, чем видимые барельефы.
— Через эту арку проезжала в своей роскошной колеснице Клеопатра! — торжественно сказала Татьяна Николаевна.
— Да нет, — поморщился Цезарь. — Вовсе не через нее, хотя по этому самому месту. Сама арка была построена лет через двести пятьдесят после смерти Клеопатры. Впрочем, триумфальные и праздничные шествия здесь действительно проходили.
— Что же здесь все не то да не так? — обиделась Татьяна Николаевна. — А сохранилось ли что-нибудь, что было при тех, о ком я хоть немного знаю?
— Для этого я тебя сюда и привел, — сказал Цезарь. — Смотри! — Он торжественно помолчал, чтобы придать должный вес своему рассказу, но Татьяна Николаевна и так была открыта ему всем существом. — Смотри! — Он подвел ее к остаткам небольшой полукруглой лестницы, на которой теснились три небольшие колонны под обломками портика, а за ними виднелись куски стены, увитой дикими розами. — Это храм Весты! — торжественно провозгласил ее спутник. — Девственной весталкой была тетка великого Цезаря. Здесь на ритуальное празднество собирались все знатные римлянки той поры. Сюда пришла вторая его жена Помпея. Вход мужчинам в храм был запрещен. Но некто Клодий, чтобы соблазнить Помпею, проник в него, переодевшись женщиной. Помпея убежала, но Клодия обнаружили, и этот поступок обсуждался в сенате. Вина Помпеи не была доказана, но Цезарь развелся с ней прямо на этом же заседании, объявив, что его жена должна быть вне подозрений.
Татьяна Николаевна сочла такой поступок великого человека несправедливым. Хотя надо признать, что этот случай отнюдь не единственная тень, брошенная на образ одного из самых гуманных людей той эпохи.
Чернокожий гид помолчал некоторое время, дожидаясь, пока русская женщина насладится теплом колонны — свидетельницы тех событий.
