Не так давно некая дама написала роман, обогативший английский язык словечком «шейх». Слово это пересекло Атлантический океан, чтобы вернуться к нам уже в своем кинематографическом воплощении. Что нам известно о шейхе? Прежде всего, что он решительный и неутомимый любовник. Ну, и в качестве дополнительных сведений, что родом он, скорее всего, из Алжира.
Если вам повезет оказаться в пустыне и свести знакомство с настоящими шейхами, то настоятельно рекомендую иметь в виду два факта. Во-первых, не впадайте в распространенную ошибку и не называйте их «шиками» — они это просто ненавидят! На самом деле правильно говорить «шей-ик», но в принципе арабы не возражают и против упрощенного варианта «шейк». И во-вторых, помните: шейхи бывают двух видов — местные, отечественные, и колониальные. Местные шейхи — довольно скучная и маловыразительная публика, а колониальных вы, скорее всего, и не увидите. Проживающий в городе шейх мало чем отличается от своих сограждан.
Он, как и все, носит пенсне, почитывает на досуге Анатоля Франса, ходит на службу, получает зарплату и хранит дома фотографию французского президента с его автографом — подарок от правительства Франции. Живет он, как правило, в небольшом домике, устроенном по образцу французской виллы: по утрам здесь пахнет коврами и дешевым кофе, а по вечерам играет заезженная пластинка с шлягером «Я ничья малышка». Уже из одного этого описания вы должны понять, что подобный человек — который, возможно, преподает французский язык в школе для девочек — решительно не годится на роль Плохого Парня пустыни.
Я решил предпринять поездку в Сахару в надежде познакомиться с настоящим шейхом. Итак, рано поутру я выехал из дому верхом на Горячем Фердинанде. Спешу пояснить, что Горячий Фердинанд являлся жеребцом местных кровей, типичным кораблем пустыни. На деле это означало, что он был тощим, дряхлым и безразличным ко всему на свете. К тому же имел привычку хромать на все четыре ноги. Оставалось только удивляться, что при таком наборе изъянов он все же продолжал функционировать.
Когда я впервые увидел этого конягу, то решил, что меня попросту пытаются надуть. Уж я-то знал, как выглядят арабские скакуны! Они все вынуждены носить шоры, поскольку подвержены внезапным приступам головокружения (наверное, из-за того, что целыми днями сломя голову носятся по Сахаре). Кроме того, они горячие и все время норовят сорваться в галоп. Ни одна из этих характеристик не подходила к бедняге Фердинанду! Однако продавец указал мне на безупречный римский профиль коня, что, несомненно, являлось неопровержимым доказательством его благородного происхождения. Надо сказать, что в дальнейшем я не пожалел о своем приобретении, и не раз у меня возникало сильнейшее желание поставить бутылку шампанского своему коню.
Итак, мы с Фердинандом покинули дом еще до рассвета и целый день провели в Сахаре. Солнце палило нещадно, что явно не улучшало моего самочувствия. С некоторым удивлением я обнаружил, что Фердинанд тоже находится в крайне угнетенном состоянии духа. За свою жизнь мне доводилось ездить на различных лошадях. Мне попадались животные злобные и вполне добронравные, строптивые и покладистые. Помнится, однажды у меня даже был конь с весьма своеобразным чувством юмора. Но никогда мне не приходилось встречать опечаленного скакуна. Причем это была не та философская грусть, которую иногда демонстрируют воспитанники школы верховой езды. У Фердинанда был такой вид, будто он страдает от недавно понесенной утраты. Я неоднократно спешивался и, сняв шоры у него с глаз, внимательно всматривался в лошадиную морду. Сомнений быть не могло: передо мной стояло животное, угнетенное печальными воспоминаниями. Можете себе представить коня, одержимого призраками прошлого!
На ночь мы разбили лагерь в пустыне, но уже на заре были готовы вновь пуститься в путь. И не мы одни. Я видел, как вдалеке проходил небольшой караван — цепочка верблюдов с навьюченными на них палатками, походными печками и прочим домашним скарбом. Я взгромоздился в седло, все еще размышляя о странностях поведения моего коня.
