Сашка Липанов подбегал сзади к кому-то из одноклассников, орал на весь коридор, вознося над головой жертвы учебник:
— Рыба!
И если кто-то успевал быстро отозваться:
— Глуши!
Книжка обрушивалась на голову. Фокус был в том, что если Сашка крикнет рыбу, а никто не ответит, то жертва успеет убежать (свалить, лахнуть, подсказала Кире память, опять же, никто не говорил «сделать ноги», например). Но Сашка был самым сильным в классе, и самым опасным, когда стал постарше, так что, в конце-концов он обходился без ответного вопля.
— Рыба! — орал Сашка, держа книгу над головой, ну того же Славика Жученка, и мгновенно отвечал сам себе, — глуши!
Шансов у маленького бледного Славика не было, белобрысая голова дергалась на тонкой шее, а Сашка гоготал, хватая его согнутым локтем и притискивая лицом к боку. Тащил к окну, и там, полузадушенного, расхристанного, отпускал, выбирая себе новую жертву. Удивительно, как вообще пацаны оставались живы после всех этих школьных пацанских забав на переменках.
Круглая алыча осталась за правым плечом, там же, где магазинчик в торце дома, а впереди свешивала до земли ветви, усыпанные узкими блестящими листиками, роскошная ива.
27.04.16
Нужны…
Слово выплыло само и Кира невнимательно прислушалась, не собираясь отвлекаться от ивы. И так всего вокруг полно, что мешает. Интересно, почему прекрасные ивы растут там, где много такого вот — мешающего? Эта стоит обок детской площадки: постоянно детские крики, летает мяч с грязным боком, идет стрельба из пластмассовых пистолетов. Другие, которые Кира держит в памяти, они тоже — или позади толпы парковых лавчонок или же по-над бетонными берегами городской мелкой речки. Как сорняки, только размером почти с цирковой шатер, и еще — прекрасные.
Она прошла под тонкими ветками, подставляя на ходу листочкам затылок и плечи. Так начинают весеннюю жизнь, что и цветов никаких не надо. Зеленый янтарь, солнечный цитрин, теплая прозрачная лимонадная кровь в четких прожилках. И тысячи тысяч узких листов, таких изысканных, будто каждый — главная драгоценность ивы, этой ивы, растущей почти на пустыре.
Я думала «нужны», о чем это?
Кира уже обходила курган посреди автовокзала, и, размышляя о слове, не стала решать, куда она идет или едет. Просто шла, отражаясь в далекой витрине, оттуда навстречу ей шла зеркальная Кира, плывущая очертаниями, и она узнавала себя по одежде. Иногда отражение очень нравилось ей. Когда случалось именно так, оно казалось чужим. Было так странно видеть, как зеркальную незнакомую Киру заслоняют прохожие, она исчезает, вдруг появляется, и после уходит совсем, куда-то в те места, до которых витрине не дотянуться.
На затененной платформе Кира села в маршрутку номер?37. Она стояла ближе других, в ней были свободные места, и в трех минутах от конечной жил старый парк, полный птиц и деревьев. Выбрала, не раздумывая, а голова была занята другим. Два варианта жизни зеркальной Киры, какой из них правильный? В одном Кира уходит все дальше, в неотраженное отражение, то есть садится в маршрутку, едет в ней, отдаляясь от Киры реальной, и выходит на конечной, в таком же парке, где все левое справа, а правое слева. Или же Кира уходит за край зеркала и там у нее совершенно другая жизнь, тайная, которую не угадаешь, не предскажешь, пока не попадешь в зазеркалье сама. Ничего нового. Сколько уже об этом написано и в сказках сказано, да и не в сказках тоже. Кира не претендовала на откровения и открытия. Открытием когда-то для нее стала собственная уверенность в существовании зеркального мира. Уверенность не случилась внезапно, просто в какой-то момент своей жизни Кира осознала, что верила в это всегда. Как и во многое другое. О чем лучше не говорить ни с кем. Если всерьез. Даже с любимой Светкой.
— Двери закройте! — прокричал шофер, все головы качнулись в такт, медленно провернулся за низкими окнами мир, набирая скорость и унося в себе другую маршрутку, в которой еще факт, а не догадка — сидела зеркальная Кира, и вот — исчезла.
…Или говорить с теми, кто поймет. А кто поймет? Если запланированный молодоженами человек появится, то, когда он доживет до солидного пятилетнего возраста, Кира получит собеседника, который не станет смеяться над ее словами. А потом вырастет. И назовет их сказками. Сказки бабушки Киры.
