Я решил было постоять немного и обдумать эти изменения в себе, но почувствовал приступ дикого голода. Думать было уже некогда. Я повернулся и пошел к дому. По дороге я размышлял, чего бы такого мне съесть на завтрак. Разгоряченное воображение, подстегиваемое голодом, выдавало одно за другим самые привлекательные блюда. По мере приближения к дому, порции становились более объемными, а сами блюда – более калорийными. Когда, наконец, в моем воображении возникла отбивная размером с лопату для очистки снега, я сказал себе «стоп». Не хватало еще принять здесь мученическую смерть, примитивно обожравшись завтраком. Я решил не конкретизировать, а просто пожелал, чтобы к моему приходу был сервирован завтрак.
Когда я зашел в дом, мой нос уловил божественный аромат еды, ожидавшей меня в столовой. Я, однако, решил проявить силу воли, и сначала зашел в душ, затем переоделся в легкий домашний костюм и завернулся в роскошный теплый халат. Чистый, умиротворенный и страшно голодный, я уселся за стол. Передо мной стояла салатница с зеленым салатом, хлеб и масленка. В двух судках томились в ожидании горячие блюда. Открыв судки, я обнаружил в первом жареную картошку, а во втором – здоровенную свиную отбивную, с вызывающе торчащей косточкой, – плод моего голодного воображения. Я взглянул на нее и тяжело вздохнул. В плане кулинарии я оказался совсем никудышным магом. Из всех возможных диетических и деликатесных вариантов завтрака, я выбрал и сотворил себе отбивную с жареной картошкой.
Я не стал особо переживать по этому поводу и с удовольствием уничтожил весь завтрак. Запил я его, по случаю воскресенья, не традиционным чаем, а парой бутылок чудесного, слегка подогретого темного пива. Закончив завтрак, я потянулся, и закурил самую вкусную, первую за день сигарету.
Я, наконец, вспомнил свой сон. Он не давал мне покоя с утра, но я отложил его в сторону и не думал о нем: вспомню – хорошо, не вспомню – значит, ничего важного и не было. А тут он и вспомнился. Приснилось мне, что я в кабинете у Тихона, причем сижу на месте хозяина, а ко мне входят Марина с Сергеем. Видно, что ребятки порядком робеют, они даже шли, взявшись за руки, как первоклашки, которых вывели на экскурсию.
Я усадил своих испуганных друзей в кресла и прочитал нотацию о том, что жить надо на Земле, а не прятаться у каких-то чертей. Я подробно объяснил каждому, что и как он должен будет сделать по возвращении на Землю, и как ему жить дальше. Пообещал, зная, что это в моих силах, решить все их проблемы, чтобы потом они могли спокойно жить нормальной земной жизнью, и не мечтали убежать от нее на рога к очередному черту.
Во сне у меня все получилось очень просто. Я увидел Марину счастливой матерью двух замечательных ребятишек-близнецов, мальчика и девочки. Оба были очень похожи на Женьку. Как я понял, что они похожи именно на него, хотя никогда Женьку не видел, не знаю; во сне все было просто и понятно. Сергея я увидел в семье, с женой и пацаном, потом в гостях у Арика, как положено, со всей компанией, потом (было видно, что прошло много лет) – солидным мужчиной, ставящим автограф на книге, протянутой ему читателем на какой-то представительной конференции.
«Да, – сказал я себе, – во сне это конечно просто». А вот как все осуществить на самом деле, я пока не знал. Но ощущение того, что ребят надо выручать, переполняло меня. «Это не дело, – сказал я себе. – Со мной все понятно, я, похоже, пришелся здесь ко двору. Я еще не разобрался окончательно со своим новообретенным могуществом, но и то, что я уже могу, помогло мне устроиться здесь с максимально возможным комфортом». О дальнейшей своей судьбе я пока не задумывался, это можно отложить. Пока мне здесь совсем неплохо, некоторое время спокойно поживу, а дальше будет видно. В любом случае, за себя постоять я в состоянии.
А вот Сергей беспокоил меня все больше. Возможно, первое время ему было здесь хорошо. Он поддерживал себя мыслью о том, что избавил своих друзей от страшной беды. Тем более что он искренне считал виновником самого себя. Это было довольно странно. В своей книге, даже с той минимальной информацией, которой Сергей располагал, он добрался до глубокого понимания истинных причин той войны, и всех ее последствий. А вот в личных делах, он по-прежнему не мог подняться выше самого примитивного уровня восприятия – мы нарушили закон, и нас за это арестуют. Хотя это всегда так. Одно дело – рассуждать о политике в глобальном масштабе, и совсем другое – когда результаты этой самой политики непосредственно ударяют по тебе самому и близким тебе людям. В такой ситуации ломались и более сильные личности.
