Я увидел Эллу и отбросил все посторонние мысли. Она сидела за столом, всем своим видом показывая, что мы не знакомы. – Здравствуйте, Александр Леонидович, – проговорила она тем голосом, которым секретарша шефа разговаривает с только что принятым на работу консультантом по мат. обеспечению. – Евлампий уже ждет вас, проходите пожалуйста.
Элла показала мне на дверь, слева от нее. И глазами добавила: «давай проходи, соблюдай конспирацию, вечером увидимся». Я вошел в кабинет. В отличие от кабинета его начальника, у Евлампия все было просто и строго. Не дожидаясь, пока я осмотрюсь или хотя бы поздороваюсь, Евлампий поднялся мне навстречу и предложил следовать за ним. Мы вышли из кабинета через другую дверь и оказались… в тюрьме. От неожиданности я так громко ойкнул, что Евлампий меня услышал.
– Экий вы, право, нервный, батенька, – обернулся ко мне Евлампий. – Ну, тюрьма, а что же вы собирались увидеть? Райские кущи? Так это чуть повыше. Кхе, кхе… А у нас тут по-простому, знаете ли. Так что проходите, не стесняйтесь, и не беспокойтесь – вам здесь не сидеть, а только работать. По крайней мере, пока. Кхе, кхе…
Мы прошли по коридору мимо пустых камер.
– Арестанты на занятиях, – неопределенно пояснил Евлампий.
В конце прохода мы свернули налево, и Евлампий открыл дверь в большую комнату:
– Вот ваше рабочее место.
Это был обычный школьный класс, со столами в два ряда, коричневой, с отклеивающимся линолеумом, доской на стене, и учительским столом рядом с доской, у окна. Окно, чему я не удивился, выходило в раскаленную безжизненную пустыню. Вулканов поблизости не наблюдалось; это, похоже, было привилегией руководящего состава. Меня такое обстоятельство устраивало. Еще занавесочку какую-нибудь придумаю, и станет совсем уютно. В дальнем от входа углу лежала гора ящиков с компьютерами. Я подошел поближе и не поверил своим глазам. Это были самые ранние варианты персональных компьютеров: древние слабенькие машины, с крошечной памятью, без жестких дисков, с быстродействием механического арифмометра.
– Это что за хлам? – спросил я Евлампия.
– Это ваши компьютеры. Тихон Велесович вчера рассказал, что вам следует создать у нас сеть для хранения документации и ведения служебной переписки.
– Помилуйте, Евлампий, какая сеть, какая переписка? Где вы взяли эти реликты? На них можно только напечатать «мама мыла раму», да и то одним цветом, печатными буквами.
– Ну, вот и печатайте. В общем, приведите здесь все в порядок, а с завтрашнего дня, начнете занятия.
– Занятия? Какие занятия? С кем?
– С нашими служащими, конечно. Обучите их пользоваться последними земными достижениями.
Евлампий повернулся к выходу. Наученный вчерашним опытом, я понял, что сейчас он уйдет и предоставит мне самостоятельно выпутываться из всего этого. Я встал между ним и дверью.
– Евлампий, вы не уйдете отсюда, пока…
Что это за «пока», я не успел договорить. Евлампий на моих глазах просто растаял в воздухе. Только откуда-то сверху донеслось едва слышное «кхе, кхе». Я остался один.
«И что мне со всем этим делать?» – спросил я себя. Я давно забыл, как работать на таких устаревших моделях. Да и не сделать на них ничего из того, о чем просил Тихон.
«Сооружу-ка я здесь компьютерный класс, как это делают в школах, – в конце концов решил я. – Запущу то, что есть, посажу чертей, пусть проходят ликбез. Даже полезно начинать с самых простых моделей. А если начальство будет возникать, потребую другие компьютеры. А пока установлю эти».
Не торопясь, я стал распаковывать компьютеры и расставлять их на столах. Процесс распаковки шел туго. Мне приходилось вскрывать коробки, доставать оттуда тяжелые системные блоки и не менее тяжелые дисплеи, затем освобождать их от плотной пенопластовой упаковки и водружать на столы. После четвертого компьютера я решил передохнуть. От непривычной работы я вспотел и запыхался.
– Объявляется перекур, – сообщил я вслух и, усевшись за учительский стол, закурил. Я курил и с тоской смотрел на почти не уменьшившийся штабель не распакованных коробок. «Так дело не пойдет, – подумал я. – Раз здесь все такие крутые, то и мне нечего корячиться, таская эту тяжесть. Пусть сами встают на свои места».