— Вы возмутились тем, что я сказал? — спросил он с усмешкой.
— Как же быть? — выговорила она.
Эта фраза звучала странно в устах девицы, но Вера Ивановна выговорила ее спокойно и целомудренно.
— Положим! — поспешил он оговориться. — Так что же с ней? Какие припадки?
— Когда она… в таком положении, — и это Федюкова выговорила совершенно просто, — на нее находит психопатическое состояние.
— С ума сходит? — резко спросил Стягин.
— Временно… Иногда припадки неопасны, тихое расстройство… Она хохочет, валяется по полу, как маленький ребенок. А на этот раз… гораздо сильнее… Вчера, говорят, был ужасный припадок… Так жаль!
И она смолкла. В голосе заслышались слезы.
Стягина начало разбирать какое-то жуткое чувство. Ему впервые делалось стыдно за себя перед московским приятелем. Никогда он не спросил его про жену, не знал даже, сколько у него детей, двое или четверо, каково приходится ему выносить тяготу трудовой жизни с большим семейством.
— Жаль и Дмитрия Семеныча! — продолжала Федюкова. — Он все смеется и балагурит, а какую выдержку надо иметь! И такого честного, знающего человека выгнали со службы!
— Когда?
— В прошлом году.
— Да ведь он мне говорил, что служит где-то.
— В одном частном обществе… И должен мириться с ролью… конторщика.
По белому и красивому лбу Веры Ивановны прошла тень.
И по этой части Стягин оставался совершенно равнодушным: хорошенько не расспросил приятеля, сколько получает жалованья, хватает ли ему на жизнь или он принужден перебиваться.
«Ведь я же заболел! — поспешил, оправдаться про себя Стягин. — Когда же мне было вступать с ним в интимные разговоры?.. Я белугой вопил в первые дни».
Но он сообразил вслед за тем, что Вера Ивановна могла многое в его отношениях к приятелю и товарищу найти слишком черствым и брезгливо-барским.
Ему стало не по себе, и он замолчал, не зная, как ему начать себя оправдывать.
Протянулась пауза.
— Депеша, батюшка!
Левонтий внес депешу на подносе, как дворовый, знающий хорошие порядки.
— Барышня, на расписочке расписаться надо, говорит телеграфист.
— Откуда? — тревожно спросил Стягин, когда Левонтий ушел с распиской.
Она подала ему нераспечатанную депешу.
— Вы увидите наверху… Угодно, я прочту?
— Нет, я сам могу…
У него засаднило сердце. Ничего приятного он не ждал.
Депеша была из Берлина. В ней он прочел: «Arrive Moscou dans deux jours. — Embrasse. Lèontine».[15]
— Ах ты, господи! — не воздержался он и даже всплеснул руками.
Приезд его подруги вместо радости приносил с собою очень явственную досаду.
Сутки протекли для Вадима Петровича не очень спокойно. Лебедянцев не пришел, а его-то и нужно было. С ним он мог перетолковать о приезде своей подруги, посоветоваться, где и как ее устроить.
Первая мысль была поместить ее в гостинице, но поблизости никаких отелей он не знал. Да она вряд ли бы и согласилась на это. Вероятно, она привезет с собой горничную; для той тоже нужна комната. Наверху, в мезонине, где он лежал, можно было их кое-как поместить, но не хватало кроватей и постельного белья.
Он распорядился, однако, чтобы те комнаты протопили и почистили. Левонтий как будто о чем-то догадывался, и, когда Вадим Петрович спрашивал его насчет кроватей, старик развел руками и выговорил:
— Ежели для барыни какой, так там, изволите знать, нет никакого приспособления.
С Верой Ивановной Стягин как бы избегал разговора и тотчас же после обеда предложил ей поехать к Лебедянцеву, узнать, в каком состоянии его жена, и попросить его побывать на другой день хоть на минутку. Он отправил свою чтицу, чувствуя, что если она останется весь вечер, то, в антрактах между чтением, он непременно должен будет предупредить ее о приезде Леонтины, а может быть, не удержится и скажет что-нибудь лишнее.
Этот приезд решительно смущал его и даже пугал. Устройство в том же мезонине двух парижанок перевернет все вверх дном. И Леонтина, и ее горничная будут шуметь, переговариваться из одной комнаты в другую своими картавыми, резкими голосами. Ни та, ни другая не понимают ни одного слова по-русски и за каждым вздором будут бегать к нему. Единственным средством наладить все это являлась Вера Ивановна, но захочет ли она остаться? Во всяком случае, с ней необходимо поговорить откровеннее, чем бы он желал.
