— Спросите у него, — сквозь зубы процедил комендант, едва сдерживая раздражение, и указал рукой в сторону.
В дальнем углу звякнул металл.
Свет фонаря запрыгал по стене и застыл возле холодильного агрегата с развороченными от взрыва внутренностями.
Там сидел человек, пристегнутый наручниками к одной из труб решетки конденсатора. Он был одет в теплое обмундирование охранника, но без оружия. Яркий свет ослепил его — эсэсовец опустил голову и нервно заерзал.
— Говорите с ним громче. По-видимому, контужен, — предупредил комендант. — И слишком близко тоже не подходите. Он не в себе, может быть опасен.
Ученые приблизились к солдату. Профессор Майер присел на корточки и спросил громко, с расстановкой:
— Вы меня слышите?.. Расскажите, что здесь произошло. Я хочу вам помочь.
Эсэсовец медленно поднял голову, и профессор увидел его глаза, блестевшие в странном непонятном возбуждении: зрачки залили чернотой почти всю радужную оболочку. Такой взгляд ученый встречал и раньше — у людей после неудачного сеанса гипноза. Но в глазах этого человека поселился животный страх.
— Она живая… живая, — бесцветным голосом ответил солдат, с опаской покосившись на саркофаг. — И вы ничем мне не поможете… и себе тоже. Она всех нас сожрет.
— Что вы имеете в виду? Кто желает нас… съесть?
Солдат горько усмехнулся.
— Тварь, которую вы раскопали… Она разговаривала со мной и Гюнтером.
— Как рептилия могла с вами разговаривать, если она заморожена? Она неживая, понимаете?
— Зачем же вы ее тут держите?
Вопрос смутил профессора. А охранник продолжил:
— Я не знаю… Оно было в моей голове. Эти звуки… Я думал, что спятил… А может и действительно свихнулся, но не заметил этого…. Почему я не верил Зуфферту? Почему? Ведь он меня предупреждал, предупреждал…
— Вы помните, что с вами произошло дальше?
— Не помню… — Охранник будто прятал взгляд. — Я слышал только голос этой твари.
— Голос?..
— Да.
— Вы и сейчас слышите этот голос?
— Нет. Он умолк. Не знаю, почему и каким образом, но умолк. Может быть навсегда, а может, и нет. Не знаю. Мне страшно…
— Вы помните свое имя? Как долго вы здесь находились?
Солдат затравленно посмотрел на Майера, попытался что-то вспомнить, словно искал в глазах профессора подсказку.
— Я… не помню, — обреченно выдавил он и совсем сник, снова опустив голову.
Профессор поднялся и подошел к коменданту.
— Думаю, здесь все ясно, господин комендант. У вашего солдата явное психосоматическое расстройство.
— Что? — не понял Штольц.
— Самовнушение, — деловым тоном сказал Майер и, вспомнив учебник по психиатрии, добавил: — Плюс аменция.
Штольц нахмурился. Мудреное слово профессора было ему незнакомо и потому вызвало раздражение. Посчитай штандартенфюрера кто-либо неучем, могла пострадать его репутация всезнающего человека. А она была особым даром людей его должности, престиж которой следовало поддерживать. Но в бункере кроме него, ученых и проштрафившегося охранника никого не было.
— Выражайтесь яснее, профессор, — недовольно буркнул Штольц.
— Расстройство сознания, — пояснил Майер, — характеризующееся бессвязностью мышления, растерянностью и нарушением ориентации в окружающем пространстве. Он перевозбужден, даже имени своего не помнит. И это не удивительно. Такое часто происходит с людьми, которые долго находятся в таком замкнутом пространстве, как эта база.
Профессор развел руки и сделал движение, будто хотел охватить весь мир.
— Он окончательно потерял рассудок? — поинтересовался комендант, не выказав при этом никакого сочувствия в тоне.
— Нет, что вы! Его нужно поместить в лазарет, сделать несколько инъекций успокоительного и позволить хорошенько выспаться. Через недельку-другую все как рукой снимет. С контузией, вероятно, дела обстоят иначе — я не врач, в конце концов. Да, и еще: предоставить побольше общения — это ему не навредит.
— Столько времени у него не будет, — строгим тоном сказал комендант. — У нас не санаторий.
Доктор Фогель в это время думал о другом факте: «На массовый психоз не похоже. Почему Штольц умалчивает о том, что произошло с теми двумя охранниками у входа? Ведь они убиты явно не в бункере — на решетке я видел кровь и возле нее тоже. Много крови. Такие вопросы ему задавать, конечно, бесполезно, он не ответит, но прояснить не мешало бы. Это должно быть как-то связано».
