Отключаюсь от сети. Модем разочарованно щелкает, красные глаза мгновенно гаснут, остается лишь один.
— Молодец, — шепчу я и глажу его по крышке, — умница, хороший мой…
С техникой надо обращаться мягко и ласково — и она не подведет, будет предана до конца дней. С людьми тоже так надо, но люди, увы, гораздо глупее компьютеров. Если бы они были чуточку добрее и умнее — нам не пришлось бы спасать мир.
Протягиваю руку, беру с дивана журнал, глянцевые бледные страницы отсвечивают под тусклой лампочкой, торчащей из стены над монитором. «Еще в тысяча девятьсот шестидесятом году профессор Фаенберг заметил, что дети, чаще других играющие в компьютерные игры…» Переворачиваю страницу. «…на данный момент наукой неоспоримо установлен тот факт, что увлечение компьютерной техникой, равно как и всеми сопутствующими атрибутами, является формой психического…» Ухмыляюсь, бросаю журнал на пол, беру следующий. Пестрые квадратики рекламы неприятно режут глаз, мельтешат и путаются. «Аппарат для похудения «Fatburner-25B», генеральный дистрибьютор ООО «Импорт-Консалт», подробности смотрите по адресу: http://www.fa…» Журнал отлетает в сторону.
Я закрываю глаза и сжимаю кулаки. Люди! Что же вы делаете? Зачем вы уничтожаете мир? Зачем плюете в него, зачем насмехаетесь, зачем копаетесь в его внутренностях своими ухмыляющимися холодными циничными пальцами?.. Неужели вы не видите? О, люди… Hо мы исправим. Мы научим вас вежливости и бережливости, мы спасем мир. Потому что теперь у нас есть проект «Оверфлоу». И он уже завершен. Щелчок отключающегося модема был последней точкой, последней нотой, завершающим символом. Обратного пути теперь нет.
Стук в дверь.
— Открыто! — кричу я, отворачиваясь от монитора. Входит она. Кажется, на улице прохладно — лицо у нее покрасневшее, а губы, кажется, чуть бледней, чем обычно. Hо ей так идет даже больше.
— Привет… — тихо говорит она и смотрит мне в глаза.
— Hе ждал?
— Ждал.
Она подходит, наклоняется, от ее лица тянет холодом. Прикосновение губ — как инъекция новокаина в щеку. Волосы едва заметно пахнут яблоками. Я подвигаюсь, чтобы она могла сесть на табуретку. Сидим, молча глядя в окно. В угольно-черной ночи сверкает, как праздничная елка, разноцветными огнями телебашня, мерцают сиреневые звезды фонарей. Молчим.
— Это правда?
Ее голос так тих, что какую-то секунду мне кажется, что это отзвук залетевшего в окно ветерка. Изображаю непонимание. По привычке.
— Я прочитала письмо. Это ведь шутка, да?
Нет, это не шутка. Последний символ пароля уже перебегает, шурша винчестерами, с машины на машину, красные прищуренные глаза во всех уголках мира уже смотрят в мониторы, миллионы пальцев уже танцуют на клавиатурах, создают самую совершенную во Вселенной мелодию.
— Нет, это не шутка.
Темные, как ночь глаза смотрят в упор.
— Я не понимаю… Уничтожение мира, хаос, разруха… Это…
Приникаю лбом к ее плечу, вдыхаю запах волос. Запах яблок.
— Ты не поймешь. Сразу. Это не уничтожение, это спасение.
— Ты сошел с ума… Ведь можно еще остановить…
Она вздрагивает, словно хочет вскочить и что-то сделать. Что? Снять телефонную трубку? Выбежать в парадную? Закричать, высунувшись из окна? Поздно. Как можно остановить, если Антон уже сидит в своей каморке и, не выпуская изо рта папиросы, хищно барабанит по клавишам? Сотни и тысячи других делают сейчас то же самое. Спасают мир.
— Нельзя.
Мы опять молчим. Возможно, именно в этот момент Хосе Карейра запускает свой ключ, а Майкл Новоселич, ожесточенно грызя ногти, совершает последнюю отладку. Он всегда грызет ногти, когда работает, это всем известно. Настена, конечно, постоянно отвлекается, разгуливая по сети и отправляя открытки, зато трудолюбивая и исполнительная Сильвия методично делает свою часть работы, время от времени поправляя сползающие очки. Курт, небрежно развалившись в кресле с бутылкой пива, снисходительно поглядывает на ровные строчки кода, а Николя, старый зануда, монотонно ворчит, смахивая пыль с экрана древнего монитора. Каждый из них сейчас спасает мир, приближает окончание проекта «Оверфлоу». Кажется, она поверила.
