На ГКП снова главенствовал Терентьев, нервно поглядывающий на хронометр, – информация была неполной, запаздывала, а время тикало, приближая рассвет.
Подготовка к ракетным стрельбам всегда происходила тягуче. Анализировались входящие данные, которые поступали не единовременно, происходило уточнение и корректировка, строилось компьютерное моделирование.
Специалисты ракетного дивизиона оценили это как некий вызов своему профессионализму – не имея идеально точного целеуказания, зная лишь построение ордера, имея конкретные электронные данные авианосцев (приоритетно тип «Инвинзибл», но на крайняк сойдёт и «Гермес»), рассчитать полёт и запрограммировать головку самонаведения П-700 так, чтобы ракета, не достигая действия ПВО кораблей дозора, «упала» за радиогоризонт, минуя эти корабли прикрытия на сверхмалой высоте, игнорируя их как «цели», но вышла к главному – ядру соединения.
Но данных по-прежнему было слишком мало для уверенного пуска ракеты.
Солнце уже взошло, просто его не было видно за устилавшими горизонт тучами. Время гнетуще тянулось – операция срывалась. Почти вслух, сквозь сжатые зубы матерился Скопин, который не спал всю ночь, но, конечно, не ушёл с боевого поста в такое ответственное время.
Виноватыми выглядели аргентинские офицеры, также присутствовавшие на командном пункте крейсера.
Терентьев просто обязан был сохранять невозмутимость, но судя по тому, как двигались на его скулах желваки – нервничал.
– Командир, давай ракету-наводчик пустим, не жадничай, – не выдержал Скопин, – лицо теряем, и неважно, что не по своей вине.
Терентьев раздражённо дёрнулся, но промолчал – при всей сглаженности отношений с близким помощником его иногда раздражала фамильярная простота старпома, особенно во время учений и тем более боевых стрельб.
«Затянул петлю» локализации, пусть и взлетевший с задержкой из-за технических неисправностей, «Нептун 2Р112», выявивший передовые корабли дозора противника на южном направлении.
В боевом информационном центре компьютеры жадно проглотили дополнительные данные, мгновенно выдав искомую конфигурацию.
И хоть главная цель – авианосцы, так и осталась за горизонтом обнаружения, но зная боевой порядок соединения, место в строю вполне приемлемо просчитывалось – разбитая мозаика сложилась в доступные контуры.
Боевая тревога была уже давно объявлена, но теперь казалось, что всё задвигалось по-другому, а в нарочито спокойных интонациях специалистов ракетного дивизиона угадывалось волнение и понимание важности момента.
Терентьева же, напротив, отпустило. Почти весело взглянув на Скопина, он запоздало ответил:
– Это не жадность. Здесь иная концепция.
– Это какая ещё концепция?
– Концепция экономии.
– Что бы вы понимали в экономии, – старпом был безобидно снисходительным. Увидев, что к их разговору прислушиваются штурман и командир БЧ-7, решил, как всегда выдать сентенцию. – Экономия это когда произнести утвердительное «да» (всего лишь две буквы) затратней, нежели ответить «ага». И знаете почему? Потому что на «ага» можно даже рот не открывать, промычав «угу».
Крейсер уже держал курс на расчётный пеленг цели. Пусковой стакан залит водой – свои нюансы, «мокрый старт»[60], открывается крышка шахты.
Разрешение на пуск. Последний отсчёт оператора звенящим от волнения голосом – это не какие-нибудь учебные, практические и даже фактические стрельбы. И пусть противника не видно в перекрестье прицела, вживую! Он где-то там, почти абстрактный, почти гипотетический, но это впервые для них, для всей команды, вполне себе боевое… первое боевое применение П-700.
* * *
Командир эсминца «Пьедро Буена» был частично посвящён в детали операции. В плане боевой задачи у него были указаны в том числе и временные рамки, в которые, как он видел, они уже не укладывались. Когда сигнальщик доложил, что «русский» стал отставать, он вышел на крыло мостика, с любопытством наведя бинокль на крейсер.
Вовремя! Нос крейсера в районе бака пыхнул, заклубился дымом, застилая надстройки.
Долетел звук – рёв!
Оставляя за собой кудлатый белый выхлоп, чёрный штрих-карандашик ракеты полого пошёл вверх, теряясь размерами и затухающим звуком.
