Мне стало не по себе. Вот и начинала рушиться красивая, до боли в сердце и слёз в глазах ставшая мне родной сказка. Нет, как сторонний наблюдатель, я прекрасно понимал местных вояк. Это предельно логично, целесообразно и оправдано. Я даже нашёл в себе силы восхититься ледяной красотой комбинации — но вот принять ЭТО сердцем я не мог. Ведь там МОИ родители, МОЯ Аня, и МОЙ мир. Я внезапно почувствовал ответственность — за всех, живших ТАМ. И если от меня хоть капельку могла зависеть судьба того, старого мира — я выполню всё, что попросит Фрейман. Потому что иначе — нельзя, иначе — неправильно.
— Так вот, Расул. Началась какая-то странная катавасия вокруг вас, меня, и проекта "Карфаген". И я считаю целесообразным — это слово он выделил — вам временно, подчёркиваю — временно — уехать из страны. До тех пор, пока мы не вытащим вашего двойника ОТТУДА, и не предъявим его органам. А потом — уже их работа, их хлеб. Главное сейчас — вытащить вас из-под колпака КГБ, и отправить подальше. Разумеется, если вы им будете нужны по-настоящему, они вас и на марсианском Олимпе достанут, но всё держится на том, что они не знают, кто вы такой.
— А как же капитан Ежов? Он-то знает.
— Вы как маленький, Расул. Именно Николаю меньше всех выгодно ваше преждевременное раскрытие. Или вообще, раскрытие. Это ведь его упущение, что ваш двойник сделал ноги, и капитан Ежов в данный момент роет окопы и траншеи, пытаясь не пустить раньше времени своих коллег к проекту. Мы даже затормозили обнародование результатов по проекту ТЯЭС — нам нужна энергия, вырабатываемая экспериментальными реакторами, для обеспечения установки "Карфагена". Видите, какой клубок закручивается? Так что вы езжайте, там конференция будет длинной, неделю погуляете по Лиону, потом посетите Женеву, Брюссель. Насчёт материалов не беспокойтесь, Витя Зазнобин всё подготовит, а я приведу в вид, понятный вам. Хотя, я надеюсь на ваш выдающийся интеллект — постарайтесь не уронить честь института. Ну всё, Расул, мне пора на процедуры, до свидания.
Я встал с дивана, и пошёл к двери, и тут меня нагнала прощальная фраза:
— За документами заходите послезавтра. Наталье — привет!
* * *
Я шёл по белым, практически стерильным коридорам громадного научно-исследовательского комплекса и напряжённо размышлял. Виктор Васильевич Зазнобин, непосредственный руководитель нашей небольшой группы из моего двойника и Юры Подольцева, практически не появлялся в административном здании, которое стояло на Васильевском. Он больше предпочитал работать "на Объекте", как называли огромный комплекс НИИ Тепловой Механики в городе и научной среде. Больше десятка лет тому назад небольшой научный институт в Зеленогорске получил крупные государственные вливания, и самую перспективную "тему" в советской науке — термоядерные реакторы. СССР к тому времени разругался в пух и прах с французами, которые отчаянно тянули одеяло на себя в ITER, и почти официально вышел из проекта. Американцы уже оттуда ушли, и без американского научного и финансового потенциала проект был совершенно неперспективным. Поэтому руководство СССР решили, что "мы и сами с усами", и попытались создать свой собственный реактор. И, что характерно, у советских физиков всё получилось.
Проект сожрал несколько триллионов "новых" рублей, которые после реформы денежной системы СССР вполне официально конвертировались наряду с евро и долларом, как один из столпов мировой финансовой системы. Проект подмял под себя весь Зеленогорск, куда оптом и в розницу съезжались учёные со всех концов страны и мира. Проект был очень и очень богатым и важным. Настолько важным, что под него беспрекословно выделялись любые суммы и мощности. Настолько важным, что Фрейману не решались прекословить даже министры и председатели местных СНД. А после того, как под руководством Фреймана реализовали ещё и проект "Карфаген", то его авторитет в кулуарах советской власти и науки взлетел до небес, и он стал фактически неприкасаемым. И меня очень интересовал вопрос, почему же настолько могущественный учёный ТАК боится малейшей тени подозрения, могущей упасть на его детище…
