.
В целом, самоощущение на рассматриваемом этапе остается в чем‑то тифоническим, но уже в меньшей мере; самость приступает, — пока лишь приступает, — к дифференциации от тела. Текучие образы «хорошего меня» и «плохого меня», характерные для предыдущего этапа, организуются в рудиментарное лингвистическое самоощущение — в самость членства [в мире языка и культуры], самость временной определенности, самость слова — и-мысли.
САМОСТЬ ВЕРБАЛЬНОГО ЧЛЕНСТВА |
познавательный стиль | аутический язык; палеологическое и мифическое мышление, познание своего членства в мире |
формы эмоционального проявления | временные желания, расширенные и специфические случаи приязни и неприязни |
волевые или мотивационные факторы | прото — воля, корни волеизъявления и автономного выбора, принадлежность |
формы времени | сцепление времени, структурирование времени, прошлое и будущее |
разновидность самости | вербальная, определенная во времени и культурно — согласованная самость |
Как мы увидели, на этом этапе из простого телесного «эго» начинают возникать и постепенно выделяться подлинные умственные или концептуальные функции. С развитием языка ребенок вводится в мир символов, идей и понятий, и таким образом постепенно поднимается над флуктуациями простого, инстинктивного, непосредственного и импульсивного телесного «эго». Помимо всего остального, язык приносит с собой расширенную способность рисовать себе последовательности вещей и событий, которые непосредственно не представлены телесным органам чувств. «Язык — это средство иметь дело с не — явленым миром», — как сказал Роберт Холл, — и до некоторой степени с таким, который бесконечно превосходит мир простых образов [176].
Тогда, по тому же признаку, язык есть средство трансценденции наличного мира. (В более высоких областях сознания язык сам трансцендируется, но чтобы достичь трансвербальности, нужно идти от довербального к вербальному. Здесь мы говорим о трансценденции довербального вербальным, которая, хотя и составляет лишь половину дела, все равно становится экстраординарным достижением.) При помощи языка можно предвосхищать и планировать будущее и вести свою деятельность в настоящем с расчетом на завтра, то есть можно задерживать или контролировать телесные желания и активность в настоящем. То есть, речь идет о «постепенном замещении простых реакций разрядки действиями. Достигается это за счет введения промежутка времени между стимулом и реакцией» [120]. Благодаря языку и его символическим временным структурам, человек может отсрочить незамедлительную и импульсивную разрядку простых биологических побуждений. Он уже не полностью подвластен инстинктивным требованиям, а способен до некоторой степени контролировать их. И это означает, что самость приступает к отделению от тела и возникает как ментальное или вербальное или синтаксическое бытие.
Отметим еще раз ту триаду, которую мы ввели в предыдущей главе: когда ментальная самость возникает и при помощи языка дифференцируется от тела, она трансцендирует последнее и потому может оперировать им, используя собственные ментальные структуры, как инструменты (она способна задерживать немедленную телесную разрядку и отсрочивать удовлетворение инстинктов, применяя вербальные вставки). Одновременно это позволяет начать сублимацию эмоционально — сексуальной телесной энергии в более тонкую, сложную и развернутую активность. Эта триада дифференциации, трансценденции и оперирования составляет, как мы дальше увидим, единственную, самую фундаментальную форму развития, повторяющуюся на всех стадиях роста и ведущую — насколько нам известно — прямо к самому Высшему и Предельному.