— Да, я говорю именно об этом.
— Нет. Он и его подручные убили троих оперативников, но от их тел сувениров не взяли.
— Оперативники… т. е. истребитель был с группой захвата?
— Все ордеры на ликвидацию автоматически попадают в группу повышенного риска, так что спецназ помогает «вручать» осуждённым ордера на их уничтожение.
— Да, в Сент-Луисе о таком нововведении тоже поговаривают. — Я все еще не была уверена, что чувствую относительно необходимости таскать на охоту спецназ. Часть меня ликовала от того, что спину прикрывали, а вот вторая была категорически против. В последний раз, когда меня прикрывал спецназ, некоторые из них погибли. Мне не нравилось нести ответственность за кучу народа. Кроме того это была непростая задача — убедить их в том, что я достойна встать с ними плечом к плечу, чтобы выбить очередную дверь.
— Если наши люди и убили кого-то из противников, у нас нет ни одного доказательства этому. Похоже, будто они попадали замертво, где стояли.
Я не знала, что ему на это ответить, потому проигнорировала его слова.
— Когда все это произошло?
— Вчера, нет, позавчера ночью, да. Я немного замешкался; вы теперь не найдете след.
— Я знаю.
— Что, черт возьми, вы сделали этому вампиру, чтобы он начал так вам благоволить?
— Понятия не имею. Возможно, позволила ему сбежать и не стала преследовать его. О черт, Шоу, вы знаете, что в отношении этих безумных кроликов не действует никакая логика.
— Безумные кролики, — повторил он.
— Ладно, серийные убийцы. Живые или мертвые, но они руководствуются только своей личной логикой. Она не понятна нам всем, потому что мы-то не безумные кролики.
Он издал звук, похожий на мой взгляд, на смешок.
— Нет, мы не безумные кролики, пока. Газеты и телевидение кричат о том, что вы прикончили кучу его сподручных.
— Не без посторонней помощи. Со мной был спецназ. И они потеряли своих.
— Я читал статьи, но честно, я думал, что вы всю славу припишете себе и не упомяните полицию.
— Они были со мной. Они рисковали своими жизнями. Некоторые из них погибли. И это было неприятно. Не думаю, что смогла бы о них забыть.
— Ходят слухи, что вы — пресс-потас…шавка, — сказал он, заменив слово, которое собирался использовать, на менее оскорбительное.
Я почти рассмеялась, что было хорошим знаком. Я не совсем в шоке, о да!
— Я не пресс-шавка и не пресс-шлюха, шериф Шоу. Поверьте мне, я итак слишком часто мелькаю в прессе, чем мне хотелось бы.
— Для того, кто не хочет шумихи, вы получаете просто адскую ее порцию.
Я пожала плечами, понимая, что он не увидит этого, и сказала:
— Я связана с несколькими пугающими историями, шериф; это привлекает ко мне журналистов.
— Вы — еще и красивая молодая женщина и встречаетесь с Принцем города.
— Мне поблагодарить вас за комплимент до или после того, как я скажу, что моя личная жизнь не ваше дело?
— Только, если она пересекается с вашей работой.
— Проверьте отчеты, шериф Шоу. Я стала убивать больше вампиров с тех пор, как начала встречаться с Жан-Клодом.
— Я слышал, вы отказались исполнять казни в морге.
— Я потеряла вкус к прокалыванию сердец прикованных цепями и беспомощных приговоренных.
— Они ведь спят или что там они делают, да?
— Не всегда, и поверьте мне, когда вам впервые приходится смотреть в глаза кому-то, кто молит вас о жизни… Скажу только, что даже с практикой, если прокалываешь кому-то сердце — это медленная смерть. Они умоляют и упрашивают до последнего.
— Но они сделали что-то, чтобы заслужить смерть, — возразил он.
— Не всегда; иногда они попадают под закон о трех приводах. Он построен так, что независимо от того, каково преступление, даже если это всего лишь мелкое правонарушение, трёх приводов уже достаточно, чтобы получить на свою задницу ордер на ликвидацию. Я не хочу убивать людей за кражу, совершённую без применения реального физического насилия.
— Но ведь речь идет о больших суммах, правильно?
— Нет, шериф, одна женщина была казнена за кражу менее, чем тысячи долларов. Она была диагностированной клептоманкой прежде, чем стать вампиром; смерть не излечила ее, как она надеялась.
— Кто-то вогнал ей кол в сердце из-за мелкой кражи?
