— Ты опять угадал, — я попытался выжать из себя смех. — Скажи, кто рассказал обо мне столько всего?
— Ты сирота, воспитывался в детдоме, и это не могло не наложить свой отпечаток, — задумчиво говорил Дон, игнорируя мои замечания. — Сейчас ты снимаешь квартиру вместе со своим другом, официально нигде не работаешь, но, тем не менее, не бедствуешь. Деньги время от времени у тебя появляются, и немалые, потом наступает краткий период безденежья, и ты перебиваешься случайными заработками.
— И ты даже знаешь, где я зарабатываю себе на жизнь? — тяжело дыша, хрипло спросил я, весь покрывший липким потом. Неужели он знает?! Нет, не может быть!
Черные с зеленым отблеском глаза остановились на моем лице, и я похолодел. Он знает, знает, знает! Но кто ему сказал?!
— За тобой водятся всякие грешки, я не считаю нужным упоминать о них, — заявил он, улыбаясь своей ледяной улыбкой. — Это не суть важно.
Но для меня как раз это было важным, очень важным. Ведь откуда-то он узнал! Однако я не успел расспросить его, Дон уже продолжал:
— Так и проходит твоя жизнь, Стас. Ты живешь ради удовольствий, платишь немалую цену, как в прямом, так и в переносном смысле, и не считаешь это зазорным.
— Ты знаешь даже мое имя, — напряженно отметил я. — Кто тебе обо мне рассказал?
Он удивленно вскинул брови:
— Я ведь объяснил в самом начале. Ты сам.
— Прекрати плести небылицы! — разозлился я. — Не верю я в такое! Кто?!
— В таком случае ты не должен верить, что сидишь в этой комнате напротив меня и поглощаешь сей отменный ужин.
Я замер и не нашелся, что ответить. Дон минуту выждал и заговорил вновь:
— А не задумывался ли ты, Стас, что твое поведение несколько опасно?
— Глупости! — пренебрежительно отмахнулся я. — Так многие живут. И мои приятели в том числе.
— Но ты не многий, — покачал головой Дон. Я непонимающе посмотрел на него. — Да, не сравнивай себя с обыкновенными людьми. Ты очень сильная личность.
Я невольно ощутил прилив гордости, хотя никогда не сомневался в силе своего характера.
— А на сильных возложена особая ответственность, — добавил Дон. — Ты это сознаешь?
— Почему же особая? — нахмурился я.
— Ну, так уж повелось, с сильных особый спрос. Я тоже отношусь к числу сильных. Сильными могут быть и мужчины, и женщины, ведь речь идет о силе духа, а не тела. Это особенные люди с пылающей душой. И вовсе необязательно хорошие люди. Среди таких часто встречаются не слишком нравственные. Вот ты, например.
— А ты? — с обидой спросил я.
— Ну, пожалуй, что и я, — хмыкнул он. — Но я, в отличие от тебя, отдаю себе отчет в каждом действии. Я понимаю, на что иду и зачем. А ты — не понимаешь.
— Ну, и на что ты идешь и зачем?
— Я готов многое отдать ради могущества и настоящей полноты жизни, — тихо и отчетливо произнес Дон, глядя прямо мне в глаза и почти гипнотизируя своим взглядом. — Ты ведь еще не испытывал всей полноты жизни.
— Не согласен, — упрямо возразил я, заставляя себя смотреть в его красивое лицо, лишенное даже намека на эмоции. — Я знаю, что такое интересная жизнь.
— Не спорю. Но ты не испробовал еще ВСЕ стороны этой жизни, — вкрадчиво сказал он, и его тонкие губы тронула едва заметная улыбка. — Но я могу показать и научить…
— Если ты опять о наркотиках… — начал было я, но он перебил меня пренебрежительным жестом:
— Нет, я о другом! Так ты хочешь познать вкус настоящей жизни?
Меня охватил тот же безотчетный ужас, что и пару часов назад в темном переулке. Хотя сейчас мой страх объяснить было куда проще: о чем говорит этот странный человек, о каких удовольствиях, если речь идет не о наркотиках?
— А какова плата? — я пытался придать голосу насмешливость. — Моя душа? Кажется, так заключаются подобные сделки?
— А ты бы согласился? — с любопытством посмотрел на меня он.
Я осторожно ответил, взвешивая каждое слово:
— Сначала я бы выяснил, что именно подразумевается под таким обменом… Что я теряю? Что приобретаю?
— Выяснишь, — кивнул Дон. — Разумеется, выяснишь.
— И расписываться кровью? — мне начинало казаться, что я сошел с ума. О чем мы говорим, о какой душе?! Неужели серьезно?!
— Нет, расписываться вообще не требуется, — усмехнулся Дон. — Главное — дать согласие. Ты его даешь?
