— Сэм. Сэм! Пойдем, тетушка говорит, что нам пора, — прервала мои мысли Мена, дергая меня за рукав.
— Что, уже? — спросила я.
Мена кивнула.
Я поднялась и пошла как можно медленнее, нехотя оставляя за спиной кусочек рая.
Тетушка шла впереди, когда мы вынырнули из небольшой посадки возле ворот на игровую площадку. Мои мысли все еще были заняты прекрасной мечтой, и я не разговаривала с Меной.
— Смотри, — вдруг сказала она. — Там качели. — Сестра улыбнулась, и я поняла, что не только мне тяжело возвращаться домой.
Три дня, пока у нас гостила тетушка, я была счастлива. Она была со мной добра и ласкова. Поэтому когда пришла пора расставаться и она обняла меня, я очень крепко в нее вцепилась. Тетушка была высокой, и в ее объятиях я чувствовала себя надежно защищенной. Мне не хотелось, чтобы она уезжала, но я не могла сказать этого при матери, иначе меня побили бы за такие глупые речи. Я знала, что, когда тетушки не будет, я снова останусь один на один с кастрюлями, шваброй и веником.
Наконец тетушка высвободилась из моих объятий, слегка при этом усмехнувшись. Она приподняла мою голову. Взявшись за подбородок, задумчиво на меня посмотрела, сказав матери:
— Знаешь, она очень на тебя похожа.
— Да, я тоже так думаю, — отозвалась мать, чем удивила и обрадовала меня.
Даже Тара согласилась с этим. Она сказала:
— Да, самая симпатичная из нас. — Но голос у нее при этом был злой.
Вскоре после визита тетушки меня снова отправили в больницу, чтобы лечить ступни, и, как обычно, выписали с гипсом на ноге. В то воскресное утро Мена раньше меня спустилась вниз, чтобы сходить в туалет. Спустя какое-то время я услышала ее быстрые шаги по лестнице. Мена влетела в комнату и сказала:
— Сэм, мы переезжаем. Пойди глянь!
Переезжаем? Я ничего не слышала об этом. Куда? Я вскочила с кровати и вместе с сестрой пошла на первый этаж, гадая, что происходит. Так и есть: мать и Ханиф были в кухне, собирая все подряд в картонные коробки.
— Встала наконец. Хорошо, — сказала мать. — Можешь помогать.
— Вот, возьми. Сложи сюда все кастрюли и сковородки, — сказала Ханиф, вручая мне коробку.
Я начала собирать посуду с полок и укладывать кастрюли в ящик, предварительно опуская маленькие в те, что побольше. Однако я все еще не понимала, что происходит. Я решила не спрашивать об этом у матери, потому что она как раз отчитывала за что-то Ханиф, а потом отослала ее в гостиную.
— Мы все едем в Пакистан? Мы туда переезжаем? — шепнула я Мене.
— Не знаю, мне тоже никто ничего не говорил.
В этот момент в кухню вернулась Ханиф, и мы смолкли. Безопаснее ни о чем не спрашивать — это я уже успела усвоить. Однако мать говорила, что мы поедем в Пакистан не раньше, чем через три месяца. Так в честь чего вся эта суматоха? Неужели остальные все-таки поедут в Пакистан? А вся посуда до того времени будет лежать в коробках? Как же я буду готовить, если все упаковано?
С кухней наконец покончили. Я все делала не так быстро, как хотелось, потому что с ногой в гипсе трудно было двигаться, а тем более залезать на стул, чтобы дотянуться до верхних полок. Однако, когда мы наполнили наши коробки, Ханиф сказала:
— Хорошо, а теперь идите собирать свои вещи — вот в эти коробки. — И дала нам несколько коробок для малочисленных пожитков.
Поскольку вещей у нас было совсем мало, сборы прошли быстро. Одежда, подушки, шерстяные и стеганые одеяла. На самом дне коробки с одеялами я спрятала книги из библиотеки, которые мы так и не вернули. Мне не хотелось отдавать их, потому что я не верила, что когда-нибудь смогу подержать в руках собственную книгу.
Я по-прежнему хотела знать, что происходит, хотя Мена все твердила, чтобы я не переживала — скоро все узнаем. Но любопытство разбирало меня сильнее, чем сестру, и я просунула голову в дверь комнаты Сайбера, чтобы спросить, не знает ли он, или даже Салим, больше нашего.
Сайбер как раз заканчивал собирать свои вещи. Он поднял на меня взгляд и спросил:
— Не знаешь, кровати мы тоже забираем?
— Не знаю. — Я пожала плечами. — Мне не говорили, что с ними надо что-то делать, поэтому, думаю, они остаются здесь. Ты не знаешь, куда мы едем?
