Продам май - страница 4

Кроме этого …

— Кто-то… кто-то гонится за мной, — вспомнил я, — кто-то…

— Кто? — он положил руку мне на голову.

— Не знаю… темный кто-то… страшный кто-то…

— Может, это просто сон?

— Нет… я помню, это было, было… он гнался за мной… я что-то не сделал… или сделал… и он за мной гнался…

Он устроился в кресле, согнулся пополам, длинный, поджарый, казалось, сам испугался того, темного, невидимого, который преследовал меня где-то там, в какой-то жизни, в каком-то из миров.

Снова то же проклятое чувство: я пытался вызвать свою память из небытия, но в то же время кто-то силился стереть мою память, кто-то, властный над моим сознанием, над самой жизнью моей…

— Давай не будем об этом, ладно? — он снова улыбнулся тепло, мягко, — ты, я вижу, вроде понемножку в себя пришел… давай посмотрим, что ты умеешь вообще…

Перво-наперво он дал мне какую-то таблицу, рассчитать какие-то зарплаты в какой-то фирме, название фирмы показалось мне знакомым — но не более того. Я справился — на удивление хорошо справился, может, в прошлой жизни я был бухгалтером… Была же у меня, черт возьми, какая-то прошлая жизнь, не вчера же я родился… Хотя, может быть, и вчера. Потом Славик подсовывал мне задачи, головоломки — для школ, для вузов, для аспирантов, я щелкал их как орешки, это было похоже на игру…

А потом я начал умирать.

Сам не знаю, почему я это понял — просто почувствовал, что начинаю умирать. Что-то подсказало мне, что времени жить мне осталось не так много — минут десять, от силы четверть часа, а потом…

Это было жутко — вот так точно знать дату своей смерти.

И я не знал, как сказать об этом Славику…

— Вот эту еще попробуй… для старших классов. Я сам над этой задачей думал-думал, ничего выдумать не мог… — улыбнулся Славик. — Бочки какие-то переливать туда-сюда надо…

— А, так это же просто… — я выложил перед ним решение, очень красивое, сам залюбовался. — А я тоже в школе учился…

— Конечно, учился, наверное, хороший ученик был… на одни пятерки, правда ведь?

Я не помнил, как я учился, память подсказывала троечки по русскому и по английскому, — додумать я не успел, в душе снова всколыхнулся сигнал, что мне осталось жить не больше пяти минут.

— Я… умираю.

— Чего?

— Я умираю… мне минут пять осталось, не больше.

— Ну что ты говоришь такое, с чего бы тебе умирать… — Славик похлопал меня по макушке, тут же отдернулся, как ошпаренный. — Ах, черт, совсем забыл…

А дальше случилось страшное. Славик, только что такой милый и любезный, возник передо мной с длинным проводом, идущим от розетки, и что-то подсказывало мне, что на конце этого провода трепещет ток, двести двадцать, не меньше…

— Не надо…

Он как будто не слышал меня — подводил провод ближе, ближе, как будто приноравливался, куда ударить. Я не успел отодвинуться — я не мог шевельнуться ни вправо, ни влево, провод с тихим щелчком ткнулся мне в грудь.

— Вот так… полегчало?

Я прислушался к себе — смерть отступила, жизнь собиралась во мне капля за каплей, текла по проводу.

— Спасибо.

— Не за что… Хорош я, совсем забыл про тебя… ну давай… спи. И я спать пойду, время третий час уже, ох, замучили меня сегодня…

Он ушел — оставил меня наедине с памятью, которой не было, наедине с кошмарами, которые только ждали удобной минуты, чтобы наброситься со всех сторон. Оставил меня наедине со мной — непонятным самому себе, ведь я так и не понял самого главного — кто я…

Я смотрел на провод, я думал, что во мне может быть такого искусственного — легкие, сердце, почки — что питается электричеством, питает меня.

Вот черт… стоит уйти Славику, как появляется этот окаянный $p@nDex… а потом появляются не менее окаянные сны…

Я хотел позвать Славика, передумал, решил просто не слышать, не замечать этого $p@nDexа.

Он как будто и сам понял, что я не хочу его слышать — посигналил немножко и утих…

Сохранить, конечно, ясное дело, сохранить… я уже не помнил, нажимал я на эф-двенадцать или нет, я уже ничего не помнил, голова разламывалась от боли — все сильнее, сильнее. Спать, спать, только сначала еще нужно показать все это шефу, еще долго стоять перед ним навытяжку, еще слушать, как он недовольно фыркает, барабанит пальцами по столу, и поди разбери, что это значит, гневается он или доволен… что за место у нас, от одного вздоха или взгляда большого босса зависит вся карьера, вся судьба… Ох, Шкловский, мать его…