А что, если под пепельницу приспособить чайное блюдечко? Не исключено, конечно, что мать заворчит.
Что-то она притихла на кухне? Неужели она действительно скажет Рейну что-нибудь такое и Рейн... Да, но как решиться уйти из дома? Угрожать можно сколько угодно, а выполнить... Это тебе не прогулка. С ее стороны большая смелость пригласить Рейна в дом. Но теперь надо быть твердой как сталь. Нет, сталь хрупкая. Надо быть твердой и в то же время гибкой, как...
Урве тихо прошла на кухню. Мать сидела в очках, склонив над столом полную спину. На чистой клеенке лежал «Таинственный X».
Она не читала, когда дочь открыла дверь. Смотрела в окно. Но, услышав шаги, сразу опустила глаза на пожелтевшие страницы.
— Ну не сердись! Пойми же! — Урве положила руку на полное плечо матери.
— Чего там понимать, — не поднимая глаз, проворчала мать. — Неужели сама не понимаешь? Ведь ты же школьница.
— В феврале мне исполнится семнадцать. Лийви в семнадцать вышла замуж.
— Что ж, и ты хочешь бросить школу?
— Ну, зачем же сразу — бросать! Неужели, если встречаешься с...
— С каким-то солдатом! — повышла голос мать.
— Рейн не какой-то солдат.
— Знаем мы их.
— Вот увидишь, мама! Ты сейчас думаешь, что я...
Резкий звонок. Это, конечно, не Рейн. До прихода поезда еще полтора часа.
— Открой, пожалуйста. Если Юта или еще кто-нибудь, скажи, что меня нет дома и я не скоро буду.
Характер у Урве настойчивый, спорить с ней бесполезно. Мать пошла открывать, а дочь осталась в комнате, готовая в крайнем случае спрятаться хоть под кровать.
В передней послышалось радостное, мужественное «Здравствуйте!» и вопрос:
— Урве Пагар, здесь живет?
Какое счастье, что она с утра надела воскресное платье!
Урве на мгновение приложила руку к бьющемуся сердцу, схватила с туалетного столика гребенку, швырнула ее обратно и кинулась в переднюю.
Это был он!
В длинной серой шинели. Переднюю наполнил незнакомый запах. Он шел от мокрой одежды.
Мать натянуто улыбалась:
— А вот и она сама. Вы уж тут... — и, не договорив, вышла.
— Вам удалось приехать раньше? — спросила Урве, чувствуя, что сердце ее вот-вот разорвется. «Он пришел, он пришел», — звенело в ушах, и поэтому она расслышала только два слова: «С попутной машиной».
Урве думала разом о тысяче вещей. Приехал Рейн. Приехал намного раньше. Значит, они смогут дольше пробыть вместе. В передней надо было ввернуть лампочку поярче. Чуть-чуть коротковато острижен. А какой он высокий! Лицо пылает. Красивые зубы — ну и что ж, что редкие? Когда смеется, вид немного лукавый.
Руки у бедненького покраснели. Умела б вязать — обязательно связала бы ему красивые варежки. Интересно, когда у него день рождения?
— Ну, что же ты — зови в комнату! — крикнула из кухни мать.
— Сейчас, сейчас, человек же приводит себя в порядок.
— Ого! — Гость взглянул на следы, которые он оставил на сером половике мокрыми сапогами. — Вытирал как полагается, но у вас здесь такая чистота!
Снова теплая волна прихлынула к сердцу Урве. Этим маленьким признанием он, сам того не ведая, отворил очень важную дверцу. В голосе матери прозвучала теперь нотка приветливости.
— Ну что вы...
Но Рейн уже выскочил на лестницу и с веселым лицом еще раз вытер ноги.
— Нам придется пройти через кухню. Эта дверь закрыта, — извинилась Урве.
Какое это имеет значение!
Гость, слегка ссутулившись, прошел через кухню и остановился в дверях комнаты.
— У вас тут такая красота и чистота, что я не решаюсь ни ступить, ни сесть.
— Какая уж там красота в комнате рабочего человека, — высоким голосом сказала Хелене Пагар. Тесно у нас, и вещей полно. Кое-что из мебели куплено, а кое-что покойный муж сам смастерил.
— Ваш муж был столяр?
— Да нет, потомственный водопроводчик. Правда, брал в руки рубанок, так, для себя. Вот этот кухонный шкаф смастерил и... — они вошли в комнату, — ...и вот этот туалетный столик, и тот письменный стол. Теперь для Урве пригодился.
— Да, настоящий мастер делал! — Гость потрогал вещи. — Замечательная работа!
Урве убрала со стола свои учебники и поправила подушки на кушетке.
— Чего ты суетишься! Предложила бы гостю сесть, — сказала мать.
