7. ЖОРЖ ДЕ ЛАТРЕМУЙ И ЖИЛЬ ДЕ РЭ
Но эта пылкость оказалась бы бесполезной, не будь она изначально элементом политических игр и интриг, на которые Жиль неспособен. Если бы дед не связал внука с Жоржем де Латремуем, их родственником, если бы Жиль не стал доверенным лицом этого интригана, — наш вертопрах никогда не занял бы в истории важное место, обретенное им с быстротою молнии.
По приезде Жанны д'Арк в Шинон Жиль де Рэ включается в интриги большой политики. Именно эти интриги, на которые он явно не обращает внимания, но которым служит, дают ему во время службы то, чего он не мог достичь сам: деловитость. В апреле 1429 года он присягает этому мошеннику, который, став фаворитом Карла VII, фактически является первым министром. Латремую нужен человек, волю которого он подчинил бы себе; он хотел бы иметь в своем распоряжении военного в роскошных доспехах, не задающего вопросов, чья величественность и, в определенный момент, стойкость — отвечали бы его интересам.
Латремуй, этот изворотливый человек, остановился на Жиле де Рэ по многим причинам. Во-первых, кровная связь (я уже указывал на родство с Краонами). Но, самое главное, Латремуй опасается, что кто-либо кроме него может оказывать влияние на короля. Сперва он, возможно, подумал о Жанне д'Арк. Однако женщина не способна играть сколько-нибудь важную роль в политике. Этого нельзя было сказать о воине, который благодаря своим победам мог получить доступ к королю. Вот почему выбор такого расчетливого, такого осторожногочеловека, как Латремуй, должен был остановиться на том, кто, обладая талантами военного, вряд ли проявил бы какие-то способности к политике.
Очевидно, Латремуй не колебался. Он с самого начала понял, кем был Жиль де Рэ; Краон, его дед, действовал без зазрения совести — и был пройдохой; Рэ, его внук, действовал не менее бессовестно, но как только речь заходила о хитрости, расчете, интригах, он быстро терял к этому интерес: такие проблемы были выше его разумения. Мы не знаем, какого мнения Латремуй был о Жиле, когда они только познакомились. Но в 1435 году интригана, уже попавшего в опалу, упрекают в том, что он злоупотребил доверчивостью маршала (у двух «друзей» были тогда совместные денежные дела).
Аббат Бурдо уточняет: тогда стало «ясно, что Латремуй злоупотреблял доверчивостью и безумной расточительностью своего кузена». Должно быть, Латремуй всегда принимал его за глупца: именно он доводит это ощущение до предела в поразительной форме. Упреки лишь забавляют его. Не колеблясь, Латремуй заявляет нечто невероятное: «Добром было бы, — уверяет Латремуй, — вдохновить его на дурные дела!»[6] Сегодня от таких слов захватывает дух, но как этот заурядный вельможа, этот пройдоха представлял себе противоположность глупости и доброты — злобы и разума? По всей видимости, о необузданной жестокости Рэ он узнал лишь гораздо позже.
Порочность Жиля была беспредельна. Однако он не смог бы даже вообразить всю расчетливость и недобросовестность Латремуя. Эта недобросовестность, эта расчетливость не вызывала у него отвращения. Но если бы никто не делал расчетов вместо него, сам он этим не занимался бы. Под покровительством Латремуя он занимает свое место в окружении Карла VII. В решающем и очень деликатном деле, при освобождении Орлеана, он несомненно играет первостепенную роль рядом с Жанной д'Арк, уступив, разве что, лишь самой Орлеанской Деве. Аббат Бурдо показал, что на «особый характер» этой роли раньше «не обращали внимания»: в 1445 году, вновь, «когда шел процесс, призванный восстановить доброе имя Жанны, и давал показания Дюнуа, в ту эпоху, когда никто не стал бы хвастаться близким знакомством с маршалом…, он изображает Жиля главой военных вождей, руководивших освобождением».[7] Однако роль военачальника сводилась тогда к личному авторитету грансеньора и стойкости воина. Пользуясь советами Лажюмельера, Жиль безусловно был способен держать речь на советах перед битвами. Но что самое важное, в битвах он способен вести своих людей вперед и наносить решающие удары.
Латремуй выдвинул его на ключевые позиции. Но за собой он оставил то, что относилось к расчетам, к политике. Если бы молодой барон Рэ умел интриговать, Латремуй не позволил бы ему стать маршалом.
