Ничего особенно полезного из этих споров я не получил, так как сумел прочитать несколько брошюр, в том числе Ленина, и мне теперь ясно, что большевики больше всех радикальны. На занятиях в роте я пытался разъяснить солдатам существо программ партии эсеров и меньшевиков и разницу между ними. Солдаты слушали внимательно, но программы их не удовлетворили: большинство из них крестьяне и они хотят не журавля в небе, а синицу в руки — мир и землю. А в программах эти вопросы или не затронуты, или поставлены так, что солдаты ими недовольны. Один так мне и сказал:
— Вот эсеры говорят: нужно дать землю и волю. Это хорошо, но где же воля? Мы не хотим воевать, а нас тут держат. Где земля? По-прежнему у помещика. Значит, на словах одно, а на деле другое. Нам такая партия не подходит. А вот большевики говорят: долой войну, даешь мир и землю. Это нам подходит. Так они говорят, господин поручик?
— Так!
— А вы нам про них ничего не говорите.
— Я вам говорю о том, что сам вычитал из программ. Программы купил, когда ездил в отпуск. Еще программы есть кадетов, группы «Единство», народных социалистов. Я о них не говорил, так как, по-моему, они вам еще меньше годятся. А вот программу большевиков я не смог достать. Нет ее и в полковом комитете. Говорить же о том, что сам плохо знаю, не хочу. Да вы и сами кое-что маракуете. Вот ведь, по-моему, правильно разобрались: эсеровская и меньшевистская программы вам не подходят, а лозунги большевиков вы приняли. Значит, стоите на верном пути. Чего же еще вам?
— А нам, господин поручик, хочется, чтобы большевики не только лозунги объявляли — это дело нехитрое, а чтобы за лозунгами дело шло. А его не видно. Вот народ и сомневается.
Я кое-как разъяснил, что большевиков мало, а противников у них много, поэтому пока и работа их мало видна. К тому же, все основные вопросы, кроме, конечно, вопроса о мире, который нельзя откладывать, должно решить Учредительное собрание.
Солдат не удовлетворяло и то, что не определилось время выборов в Учредительное собрание.
— А как сделаться большевиком, записаться то есть в партию? — спросил один из солдат. Но видно было, что этим вопросом интересовались многие.
Вопрос не застал меня врасплох, но точно ответить на него я не мог, так как сам думал над этим и пока не пришел ни к какому заключению. Чтобы вступить в партию, нужно было, по-моему, быть до конца убежденным в своем согласии с ее программой и уставом, в готовности выполнять их, не щадя самого себя. С кондачка такие вопросы решать нельзя. Так я и разъяснил солдатам, передав им, собственно, свои мысли:
— Записаться в партию нельзя, в нее нужно вступить, а для этого требуется подать письменное заявление с рекомендациями. — Указал, конечно, где это можно сделать.
Я видел, что уважение к партии после моего разъяснения повысилось, а желание вступить в нее поколебалось: оказалось это не таким простым делом.
Наступление Юго-Западного фронта и введение смертной казни на фронте были последним и решающим ударом, который нанесло себе Временное правительство. Не осталось ни одного солдата, который теперь сказал бы доброе слово о нем. Солдатская масса клокотала все более решительно. Но что нужно делать — никто не знал. Лозунгов, которые захватили бы солдат и заставили их действовать, ни одна партия не давала. Многочисленные митинги с выступлениями разных лиц, в том числе матросов, машинистов и кочегаров Черноморского флота — явных эсеров[38] сопровождались едкими репликами солдат и даже улюлюканьем. А время шло. Мы сменились с позиции и опять стояли в военном городке, возобновились концерты Бессарабова, и батальон снова наслаждался его вдохновенной игрой.
* * *
Офицеры в своем большинстве стояли в каком-то отрыве от солдат, жили собственной жизнью, равнодушные ко всему. Главным времяпрепровождением по-прежнему были преферанс и азартная «железка». Некоторые проигрывались в пух и прах: проигрывали часы, портсигары. Поручик Мальков проиграл собственную лошадь, и ее владельцем стал прапорщик Бандуто, не то грек, не то грузин. В довершение всего у нас в полку, а следовательно и всюду, появилось Общество офицеров. Оно возникло внезапно. Насколько я помню, никто о нем не слышал, никто в него не выбирал. Узнали о нем из объявления, которое распространилось среди офицеров. Выявились и активные члены этого общества, и его президиум. Председателем являлся подполковник Желиховский, членами президиума несколько кадровых офицеров, а также офицеров военного времени, в том числе штабс-капитан Мякинин. Я спросил у Бессарабова, знал ли он об организации этого общества и что он собой представляет. Бессарабов нахмурился.
