Из- за толстых линз очков, делавших глаза совсем крохотными, отец здорово смахивал на черепаху. Но даже сквозь них я заметила, что в глазах его вспыхнула тревога.
- Наверное, один раз ничего, - не сразу ответил он.
- Спасибо, - пробормотала я, поспешно затолкав в рот вафлю и от души надеясь, что это избавит меня от необходимости говорить.
После того как в мою жизнь вошла Викка, мои отношения с церковью коренным образом изменились - впрочем, как и вся моя жизнь. И хотя служба по-прежнему завораживала меня своей торжественной красотой, душа моя теперь молчала. И я была благодарна родителям - замечая это, они и не думали давить на меня, хотя, конечно, мое нынешнее равнодушие не могло их не задевать.
Остаток дня я, запершись, прокорпела над книгами, которыми снабдил меня Хантер. Я старательно переписывала заклятия и заклинания в свою «Книгу теней» и даже сделала себе что-то вроде колоды рунических карт, хоть и чувствовала себя при этом, мягко говоря, глупо. Я не собиралась давать Хантеру не единой возможности упрекнуть меня в лени или нежелании учиться.
Словно почувствовав, что я думаю о нем, позвонил он сам - предложил заехать к нему во вторник позаниматься. Не придумав ни одного мало-мальски правдоподобного предлога, чтобы отказаться, я буркнула, что приеду.
В ту ночь меня опять мучили кошмары. Наверное, разговор с Хантером, когда он предположил, что к щедрому жесту Стюарта Эфтона каким-то образом причастна черная магия, тоже сыграл свою роль. Но я просто не могла поверить, что в этом замешан Дэвид. Хорошо бы, конечно, узнать, но как? Не могла же я просто пойти к нему и спросить?
Зато я могу попытаться увидеть прошлое, спохватилась я. Может быть, мне удастся отыскать доказательство, которое заставит Хантера выкинуть из головы эту абсурдную мысль? На душе у меня стало мерзко. Но противнее всего было то, что из-за Хантера и его бредовых идей я уже начинаю подозревать своих друзей.
Я осторожно высунулась в коридор. В комнате родителей было темно, в спальне Мэри-Кей тоже. Стараясь не поднимать шума, я взяла с алтаря свечу, поставила ее на стол и зажгла.
Я до боли в глазах вглядывалась в пламя. Ярко-желтое, с проблесками оранжевого и голубого, оно казалось таким крохотным. Я легко могла задуть его своим дыханием. Я и раньше вопрошала прошлое, но в тех случаях обычно разводила большой огонь. Впрочем, какая разница, подумала я. Ведь нигде не сказано, что пламя свечи для подобных случаев не подходит. Огонь есть огонь, в конце концов, разве нет? К тому же сейчас один вид пламени вгонял меня в дрожь.
Закрыв глаза, я сосредоточилась, пытаясь очистить свое сознание от любых мыслей. Вдох - выдох, вдох - выдох. Я чувствовала, как замедляется, мой пульс, как все мое тело с каждой минутой расслабляется все больше…
«Огонь, помоги мне увидеть правду, - взмолилась я. - Я готова взглянуть в лицо тому, что известно тебе», - подумала я и открыла глаза.
Пламя свечи сузилось, превратившись в жидкую, не больше слезы, обжигающе горячую каплю. Из ее сверкающей середины на меня смотрело лицо - знакомые черты: нос, рот, гладкая кожа, густые, темные волосы и отливающие золотом глаза. «Но ведь это не Дэвид», - тупо подумала я.
Заледенев от ужаса, я смотрела в глаза Кэлу. Вдруг его губы шевельнулись, и я услышала его голос.
- Прости меня, Морган. Я люблю тебя. И буду любить вечно. Мы две половинки одной души.
- Нет… - потрясение выдохнула я, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит у меня из груди. Его слова были ложью - мы вовсе не были предназначены друг для друга. Теперь я знала это точно.
- Морган, прости меня. Я люблю тебя. Прошу тебя, Морган…
Последние слова Кэла еще звучали в моих ушах, когда я, как слепая, вытянула перед собой руку и хлопнула ладонью по свече. Раздалось слабое шипение, и вверх потянулась струйка синеватого дыма. Пламя погасло, и я осталась одна в темноте.
