- Ничего, отлежится! – решила наконец Юлька. – Проспится, отряхнётся и пойдёт жить дальше.
К тому же, Юлька его и пальцем не тронула. Бомжа били Гусь, Мамулька и Димон. Вот пусть они и переживают. У Юльки и без того проблем хватает.
Ну вот хотя бы сегодня, - она разве малолетняя? Чего накидываться? Особенно отчим, - он-то каким боком вяжется?
Хотя, в принципе, если честно, Юльке дядя Боря даже нравился. Из всех маминых мужей этот был лучший, и, кстати, продержался дольше всех: уже целый год с мамой живёт. На Юльку не кричит, всё время дочкой называет, руки не распускает; кажется, и маму любит.
А!.. Любит! Все они одинаковы, - ведь мама сама так говорит. И этот рано или поздно слиняет. Правильно Юлька ему ответила. Вот вернётся к своей семье, там пусть и выступает.
Юлька прошла на кухню, поставила чайник. Что-то проголодалась она после этого праздника. И то: водка с чипсами – это ж разве еда? Подзакусив, Юлька задумалась: всё равно мать завтра с разговором пристанет. А зачем?! Теперь – зачем? Сейчас только, при дяде Боре, начала делать вид, что Юлька ей нужна. Только сейчас! Так опоздала, дорогая мамочка, поезд давно ушёл.
…Светлана Дмитриевна разошлась с Юлькиным отцом через год после рождения дочери. Надо было за него и не выходить, и, если б не забеременела… А так – пришлось.
Муженёк оказался личностью ничтожной, зарабатывал мало и всё повторял, что не в деньгах счастье. А Светлана была тогда совсем молоденькой, хотела и приодеться, и пожить красиво. Вот и нашла себе, как только отошла от родов, радость на стороне: интересного небедного «спонсора». Жить стало веселее; а муж узнал – ушёл без слов. Да оно и к лучшему, ведь квартиру он оставил жене с дочерью. Где и как он устроился – Светлану Дмитриевну совсем не интересовало; главное, что без всякого скандала все эти годы аккуратно шли алименты на дочь.
«Спонсор» скоро «отпал», но Светлана долго не горевала, и, будучи женщиной яркой и интересной, никогда не оставалась одна надолго.
«Устраиваю личную жизнь!» - это то, чем она была постоянно занята и к чему никогда не теряла интереса.
Юля? – а что Юля? Одета, обута, сыта. Подарков – полная комната. Впрочем, Светлана Дмитриевна помнила: когда дочка была поменьше, она всё жалась и ласкалась к матери, но как-то всегда не вовремя. Да и проблемы у неё были – курам на смех! То с одноклассницей рассорилась, то книжку библиотечную потеряла… Кому это надо, если подумать?
- Мне б твои проблемы! – привычно говорила она девочке. – Иди, иди, мне некогда. – И садилась к телефону: надо было срочно обговорить с подругой очередного «кандидата».
…А однажды, в пятом классе, Юлька сильно нагрубила учительнице, и та в отместку девочке, долго изводя её ежедневными опросами, специально поставила «неуд» в четверти.
Юлька, боясь мамы, которая постоянно распускала руки чуть что не так, порвала и выбросила табель. А потом всё открылось. Светлана, конечно, очень наказала дочку, но когда Юлька, плача, пыталась ей рассказать про причины конфликта, даже не стала слушать:
- Закрой рот, мерзавка! Тоже мне, нашла проблему космического масштаба! Виновата – получи! А то, понимаешь, я её кормлю, одеваю, а она меня позорит!
Вот с тех пор Юлька и поняла: да, некосмические у неё проблемы. И маме знать о них не просто необязательно, а даже вредно.
И ещё Юлька поняла: хамство – это тоже сила, если нет другой. Светлане Дмитриевне осталось только руками всплескивать:
- И в кого она такая выросла?! В отца - придурка, наверное.
* * *
Юрку Малого, в отличие от Юльки, дома никто не ждал. Двери были, как всегда, открыты нараспашку: заходи-выходи…
В большой комнате, упав головой в грязную тарелку, безобразно храпела Юркина родительница. По обильным остаткам еды было видно, что здесь гуляли широко и долго. Но заночевать, видно, никто не захотел.
Это было удивительно, потому что обычно – кто-нибудь, да оставался. Чаще всего это были мамашкины подруги: Ирка-Кривая или Сидоркина. Ирка-Кривая была давняя, проверенная годами корешиха, такая же безнадёжная алкоголичка, как и Юркина мать; а Сидоркина влилась в их компанию недавно, но уже выпивала много и крепко. Будущее Сидоркиной было как на ладони.
