— Это насчет верблюдов? — переспросил Брынзин, все еще в надежде выиграть время.
— Да. Вижу, что не задумывались, — сказал неизвестный. — А знаете, чем это вам угрожает, уважаемый Эдуард Борисович?
— Давайте обойдемся без угроз, — поморщился Брынзин.
— Да уж какие там угрозы, — устало усмехнулся неизвестный. — Вы даже не понимаете, на что вы себя обрекаете, не заботясь о душе, которая, собственно, и есть вы. Дело ведь не в деньгах. Истина в том, что в царство небесное попасть очень трудно бедному или богатому, если не уделять этому вопросу хоть скольконибудь внимания.
«Ну хоть немножечко, хоть чайную ложечку», — вдруг ни к селу, ни к городу вспомнил Эдуард Борисович строчку из какого-то забытого детского стихотворения, то ли песенки.
— А зачем туда попадать? — тупо спросил предприниматель, чувствуя, что от жары и от мутных разговоров собеседника у него начинает кружиться голова.
— Затем, дорогой Эдуард Борисович, что в противном случае вы попадете в другое место, и, уверяю вас, вам вряд ли там понравится. Поэтому, я говорю, давайте не будем тратить времени попусту. Поскольку вы все равно не поверите словам, сколько бы и какими они ни были, мы проведем небольшую демонстрацию. То, что в царство небесное попасть трудно, я вам сейчас докажу.
И с этими словами сумасшедший собеседник Брынзина извлек откуда-то иголку.
— Слушайте, а вам не жарко в пальто? — неожиданно для себя Брынзин задал давно мучивший его вопрос.
— Жарко. Я его сейчас сниму, — сказал неизвестный и, действительно, снял, оставшись в чем-то, напоминающем набедренную повязку и босиком.
Брынзин тихо ойкнул и закрыл лицо руками.
— Согласен, вид сваренной в масле кожи не слишком красив, — сказал сумасшедший, — я, в общем, против такого насилия над зрением, но зато это производит дополнительный терапевтический эффект.
— Кто вы? — прошептал Брынзин.
— А вы еще не поняли? Тогда представляюсь, — загремел собеседник вдруг таким официальным голосом, что Брынзин рухнул на песок ничком на том же месте, где и стоял. — Апостол Иоанн… Что вы сказали? Где я возьму верблюда?
К вечеру сквозь игольное ухо прошла только голова, но Брынзин начал догадываться, насколько сложно протолкнуть в небольшое отверстие не подготовленный для этого предмет. Он кричал, плакал и просил отпустить его, обещал раскаяться (хотя пока и смутно представлял, в чем), но, к сожалению, верблюды не умеют разговаривать человеческим языком.
Вокруг Брынзина суетились ангелы, почему-то в белых маскхалатах и с эмблемой железнодорожных войск на рукаве — колесо с крылышками. А может быть, у Брынзина просто начались галлюцинации от боли и безысходности. Ангелы помогали Брынзину, проталкивая его через игольное ухо, но он безнадежно застрял: спасения не было.
Примерно через неделю неописуемых мучений тот, кого Брынзин в своих показаниях называл «Иоанн», грустно развел руками и вынужден был признать, что Эдуард Борисович через игольное ухо не пролезет.
— Вот видите, — сказал он, наконец освобождая Брынзина, — настоятельно рекомендую вам заняться вашей душой, а то как бы не случилось второго конфуза. Да, кстати, кажется, я обещал вам показать места, куда может попасть человек, если не пролезет в игольное ухо… Да куда же вы!
Освобожденный Эдуард Борисович со всех ног бросился бежать по пустыне прочь. Он ожидал, что его будут преследовать, поймают, подвергнут еще какой-нибудь столь же ужасной, а может быть, даже более бесчеловечной пытке, но его никто не преследовал. Взобравшись на гребень бархана, Брынзин осмелился посмотреть назад. Но никого не увидел: не было ни ангелов в маскхалатах, ни сумасшедшего садиста, назвавшегося библейским именем. Брынзин всхлипнул и пополз вперед по песку. Полз он долго, очень долго, мучился от жажды, но больше всего от мысли, что если, не дай Бог, он умрет, то весь этот ужас повторится снова. Поэтому он принял твердое решение не умирать ни за что и, как герой Джека Лондона, все полз и полз по песку незнамо куда, пока не сообразил, что ползет по снегу, а вместо барханов вокруг поднимаются серые московские дома. Тогда он поднялся с четверенек и первое, что увидел, был его охранник Володя, который с беспокойством светил ему в лицо фонариком. Брынзин всхлипнул и упал в его суровые объятия.
