Видение действительности в сложных ассоциативных связях у Шекспира и механистичность восприятия действительности у Бомонта и Флетчера проявляются даже в стиле. У Бомонта и Флетчера одна метафора прикладывается к другой, образы нижутся как бусы на нитку и так же свободно рассыпаются. У Шекспира в последних пьесах всегда “гроздь” образов - срастающихся, переплетающихся, друг друга прослаивающих и друг от друга неотделимых. И в таком же сложном единстве существуют прочие художественные компоненты шекспировских трагикомедий: каждая сюжетная линия, каждый эпизод, каждый персонаж, иногда даже отдельные поступки героев и отдельные реплики живут и могут быть правильно поняты лишь в общем контексте всего произведения и зависят от соседних деталей, от тональности предшествующих и последующих сцен, от последовательности появления действующих лиц и т. д. и т. п. Не случайно некоторые критики называли последние пьесы разросшимися поэтическими метафорами. Именно эта особенность шекспировских трагикомедий позволяет говорить об их символичности. Трагикомическое мироощущение по самой своей природе дает богатую почву для оттенков, переходов, двойного освещения, полувыявленных значений, сложных тонов и в конечном итоге для символически поэтического языка. Однако к этому языку не обращается трагикомедия бомонто-флетчеровского типа, ибо ей этот язык недоступен и не нужен: потребность в нем возникает лишь тогда, когда писатель стремится ухватить суть жизненных явлений, но бесконечно усложнившееся и не вполне ясное представление о жизни не позволяет ему прибегнуть к более конкретному выражению своего миропонимания.
Разные позиции Шекспира и Бомонта и Флетчера по отношению к тому, что они изображают, проявляются и в другом, очень важном различии их трагикомедий. У Бомонта и Флетчера зритель до самого последнего момента никогда не знает, хорошо или плохо кончится пьеса. Трагедии и трагикомедии этих авторов нередко отличаются лишь финалом. Все, что является тайной для героев, тайна и для зрителя. Истинное лицо героев неизвестно почти до самой последней сцены. Как и вообще в трагикомедии, у Бомонта и Флетчера персонажи часто переодеваются и оказываются не теми, за кого их принимают. Зритель узнает, кто они такие на самом деле, не раньше, чем действующие лица, то есть, как правило, в конце пьесы. В “Филастере”, например, большую роль во всех перипетиях играет паж Белларио. И только в конце произведения вместе со всеми его персонажами мы узнаем, что это - переодетая девушка, влюбленная в Филастера. И так в любой пьесе Бомонта и Флетчера. У Шекспира, наоборот, зритель всегда знает то, что неизвестно героям (за одним только исключением: в “Зимней сказке” “восстание из мертвых” Гермионы столь же неожиданно для зрителя, как и для действующих лиц). Для Перикла его жена и дочь погибли - для зрителя они живы. Для Постума Имогена - воплощение женской порочности, для зрителя - несчастная жертва подлой клеветы и олицетворение верности. Постум уверен в гибели Имогены - зритель знает, что она невредима. Для Имогены безголовый труп, который она находит близ пещеры Белария, - это тело горячо любимого мужа, для зрителя - останки злобного Клотена. Для всех действующих лиц “Зимней сказки” Утрата - прекрасная пастушка, для зрителя - принцесса, дочь Леонта, и т. д. и т. п. Шекспир полностью использует для самых разнообразных целей те богатые возможности, которые предоставляет неравная осведомленность аудитории и действующих лиц. Важно отметить принципиальное значение этого момента у Шекспира. Это не просто структурная особенность, удачно найденный прием - здесь раскрывается суть своеобразия шекспировской трагикомедии, одно из коренных отличий ее от трагикомедии Бомонта и Флетчера.
У Бомонта и Флетчера зритель находится на одном уровне с героями, у Шекспира - на одном уровне с драматургом. Шекспир создает то отчуждение, ту дистанцию между действующими лицами и аудиторией, которой не существует у Бомонта и Флетчера. Что же происходит в итоге?
Во-первых, поскольку герой данного типа драмы - с ее сложными перипетиями, запутанными ситуациями, необычными происшествиями, хитрым переплетением судеб и случайностей - не способен понять “событий поразительную связь”, то не в состоянии сделать это и зритель Бомонта и Флетчера, который находится в равном положении с действующими лицами. Драматурги об этом и не заботятся: они, как сказано, сами не видят общих жизненных закономерностей и не очень ими интересуются.
