Проба на киллера - страница 52

— Знаете, во мне, кажется, тоже зашевелились положительные эмоции! — смеясь, признался Горелов. — Вроде, как забрезжил свет в конце тоннеля, а?

— Будем надеяться, — неопределенно ответил Брянцев. — А пока я вот что предлагаю. Почему бы вам не послушать Сережу Полунина? Ему, правда, всего одиннадцать лет, но это, может, и к лучшему. Наверняка он многое видел…

— Вообще-то в ночь на двенадцатое августа он находился в той же комнате, что и мать с сестрой, — заметил Горелов.

— Спал в той же комнате, — уточнил Игорь.

— Возможно, не все время спал, — возразил Брянцев.

— Нарасскажет нам сказок, — засомневался и Горелов.

— Но мы ничем не рискуем! — стоял на своем Брянцев. — Разумеется, доказательной силы на суде свидетельство ребенка иметь не будет, но кто знает: может, и из его сказок мы извлечем для себя что-нибудь полезное, — Брянцев разгладил большим пальцем усы и убежденно закончил: — Если что и потеряем, то только время. Но мы его разве так уж ценим? — некоторое время он сосредоточенно прихлебывал из стакана горячий кофе, затем распорядился: — Еще один рывок, ребята, и разъедемся по домам; давайте вместе подумаем, как будем строить разговор с Сережей…

Ресурсы человеческого организма поистине неисчерпаемы, а плата за их перерасход сравнительно невелика: бессонные ночи, головная боль по утрам, еда без аппетита и крепкий кофе вперемежку с крепким чаем…

— Сережа, ты хорошо помнишь тот день, когда тебя положили в больницу?

— Помню.

— В какое время ты проснулся?

— Утром. У меня болел живот. Я плакал, и меня увезли на «скорой помощи» в больницу.

— Кто был дома, когда ты проснулся?

— Мама была дома.

— А папа?

— Его не было.

— Ты в этот день его видел?

— Нет, не видел.

— Это было одиннадцатого числа, так? Одиннадцатого августа?

— Наверно…

— А ты помнишь, что было в предыдущий день, десятого августа? Когда ты проснулся утром десятого, папа был дома?

— Был.

— Что он делал?

— Спал в другой комнате. Анька тоже спала.

— А мама?

— Она уехала на работу. Еще бабушка была дома.

— Ну, ты встал. И что было дальше?

— Бабушка покормила меня, и я пошел гулять.

— Днем ты заходил домой?

— Один раз. Когда мама с работы приехала. Она покормила меня, и я опять пошел гулять.

— А мама осталась дома?

— Нет, она опять уехала на работу.

— Папа был дома, когда ты днем заходил домой?

— Нет, его не было.

— И ты его больше не видел в тот день?

— Видел.

— Расскажи об этом подробнее.

— Я гулял с ребятами во дворе, а папа вышел вместе с дядей Аликом и Ольгой из их подъезда.

— А затем куда они направились?

— Наверное, в магазин за вином. Потом папа вернулся пьяный и долго сидел на песочнице во дворе. Рядом с ним сидели дядя Алик и Ольга. Тоже пьяные.

— И что дальше было?

— Дальше я с ребятами ходил на Ильича, а когда вернулся, папы во дворе не было. И дома его тоже не было.

— Когда же он пришел домой?

— Поздно. На улице давно уже было темно.

— Он один пришел?

— Нет, с дядей Аликом. Они сидели на кухне, пили вино и разговаривали. Очень громко. Потом пришла мама и заругалась на дядю Алика. Дядя Алик ушел, а папа начал ругаться с мамой. Что она выгнала дядю Алика. Потом папа стал бить маму.

— Он сильно бил ее?

— Сильно. Мама кричала и плакала.

— А вы с сестрой что делали? Стояли и смотрели, как папа бьет маму?

— Нет, мы хотели заступиться за маму.

— Почему же не заступились?

— Потому что папа нас тоже стал бить. Мы стали громко кричать, и тогда он убежал совсем из дому.

— Но позднее он вернулся домой?

— Нет, не вернулся. Я его больше никогда не видел.

Вопрос педагога: — Сережа, мама тебя учила, как надо отвечать на допросе?

— Учила, но я не все запомнил.

— Но что-то все-таки запомнил?

— Немного.

— А именно?

— Ну, что папа бил маму.

— На самом деле этого не было?

— Не-ет! Он только плакал. И все.

— И вас с Аней тоже не избивал?

— Папа никогда нас не бил. Он был хороший. Я еще вспомнил: мама не велела говорить, что дядя Гера был у нас дома. Что он еще при папе приходил к нам.

— Он часто бывал у вас при папе?

— Часто. Папа с ним ругался.

— Когда это было, Сережа?

— Не в тот день, когда папа плакал, а раньше.