Когда, выполнив это поручение и забежав на обратном пути к себе домой, Зина вернулась к школе, труп уже увезли. Агеев сказал ей, что мужчина помер своей смертью, и это записано в протоколе, который он, Агеев, прочитал, прежде чем поставить свою подпись. Опасных для жизни повреждений не имеется. И кости целы на ощупь.
— Ну, если б убийство! — и Агеев вспомнил, как лет пять назад у них в семейном общежитии, в котором он и по сию пору мается, зарезали парня. — Человек десять на трех машинах прикатили — из уголовки, из прокуратуры и еще откуда-то. Каждую соринку с полу подбирали и в мешочки упаковывали. А тут вон только покойника осмотрели, протокол написали и до свидания. Бутылку и ту позабыли прихватить, — он поддел носком ботинка валявшуюся на земле «евробутылку» из-под лимонада и отшвырнул подальше от яблони, к гаражам.
— Кто парня-то зарезал — нашли?
— Месяца через два, — ответил Агеев. — Шурин же и убил.
— Больно долго искали.
— Тебя там не было! — осклабился Агеев. — Ты, поди, сразу бы углядела, куда следы ведут. В тот же день замели бы голубчика. А про тебя в газете бы пропечатали. С портретом!
Зина дурашливо хохотнула и пошла мыть полы, не подозревая о том, что в памяти ее, помимо других впечатлений этого утра, отпечатались кое-какие картинки, приоткрывающие, если рассматривать их под определенным углом зрения, тайну смерти незнакомого ей человека, труп которого только что увезли в судебно-медицинский морг.
Подключаются прокуратура и уголовный розыск
Старший следователь районной прокуратуры Сергей Алексеевич Брянцев подчищал свой рабочий стол. Рвал и выбрасывал ненужные бумаги. К полудню две проволочные корзины были почти доверху заполнены макулатурой и прочим хламом. Оставался последний ящик, в котором Брянцев держал чай, кофе, сахар, печенье и некоторый запас спиртного. На всякий случай: бывает, что после иного изнурительного допроса просто необходимо расслабиться, иначе потом не уснешь. Или, скажем, после процедуры извлечения со дна какой-нибудь сточной канавы трупа годичной давности. Да мало ли…
Выбросив две коробочки из-под сигарет и упаковку от печенья, он извлек на свет божий водочную емкость с портретом Владимира Вольфовича в черном купеческом картузике. Поглядев на этикетку, вспомнил, как они с судмедэкспертом после суточного дежурства по городу…
Тот сигнал поступил уже перед самым концом дежурства, часов в семь утра: в смотровом колодце во дворе дома жильцы обнаружили упакованный в мешки женский труп, обезображенный восемью ножевыми ранами. Убитой оказалась учительница, мать двоих сыновей-подростков, проживавшая в этом доме, а убийцей — ее собственный муж. Глава семьи, около полугода не получавший и без того невеликой зарплаты, не выдержал каждодневных попреков супруги, которая вынуждена была, выбиваясь из последних сил, подрабатывать в трех местах.
Но не так потрясло Брянцева само это зверское убийство, сколько то, что последовало за ним: вернувшийся из техникума старший сын, увидев леденящую душу картину, взялся помочь отцу избавиться от трупа, и они вдвоем вытащили его ночью во двор дома и затолкали в колодец…
По окончании дежурства, покончив со всеми необходимыми формальностями, Брянцев с судмедэкспертом почувствовали острую необходимость на какое-то время вырубиться из той жизни, в которой возможно подобное, и тут «жириновка» оказалась весьма кстати.
Задребезжал телефон. Эксперт из морга осведомился:
— Я-таки хотел бы знать, куда утекло ваше начальство?
— Совещание у главы администрации, Иосиф Борисыч, — вежливо разъяснил ему Брянцев.
— Ну да, а тут какой-то беспартийный еврей со своими пустяками…
— Что случилось, Иосиф Борисыч?
— Не тепер, еще в субботу. Вы нам трупик доставили с улицы Калинина, так уверяю тебя: этот парень не сам крякнул. Его-таки удавили. Послушай, что мы на его шее имеем: горизонтальную незамкнутую странгуляционную борозду![1]
— Ну хорошо, имеем…
— А в акте написано: «горизонтальная ссадина на уровне щитовидного хряща»!
— Понятно: на самом деле ссадина оказалась странгуляционной бороздой…
— Немножко не так, Серожа: ссадина прижизненная, она как была, так и осталась!
