Какова должна быть концентрация фосфорных газов, чтоб наступила верная смерть? Какова концентрация нашатыря, чтоб с одной стороны возникло большое давление, а с другой - не затушить белый фосфор? Не вступает ли натрий-алюминиевая "основа" напалма в среде горящего фосфора и аммиака в какое-то новое, неучтенное мною взаимодействие? Ведь до сих пор неизвестно, - что именно происходит в момент взрыва пороха - простая окислительно-восстановительная реакция? Тогда зачем в порохе сера??? Почему без серы он не взрывается? Что вообще мы знаем про химию высоких температур?! Этот червь вечно грызет и сосет под ложечкой, пока...
Когда я видел как в несчастном селении вспыхивают огненные цветы моего производства, я орал, я пел какую-то песню, я обнимал и целовал людей, как безумный... Я был счастлив! Я не зря получил мою степень, - эта гадость и вправду работала! Я понял, что прожил мою жизнь - не зря. Я - сделал ЭТО!
Это чувство невероятного счастья, охватившее меня целиком, приходило ко мне еще дважды. Ранним летним утром 1812 года, когда я поймал в перекрестье оптического прицела винтовки какого-то якобинского офицера, задержал дыханье и плавно нажал на спусковой крючок. Боек ударил по изобретенному мною на основе гремучей ртути детонатору и пуля унитарного патрона понеслась из медной гильзы.... Голова несчастного обратилась в фонтан кровавой пыли, разлетающихся мозгов, а между нами было более тысячи шагов и лягушатники лишь озирались, не понимая откуда принеслась смерть! Я плакал от счастья...
В третий и последний раз я смеялся и орал от восторга и слезы счастья душили меня в день Бородина, когда пушки Раевского дали над нашими головами первый залп и полная колонна антихристового воинства с одного залпа отправилась на Луну! Страшно воняло хлором, клубы ядовитого дыма катились в нашу сторону с Батареи, но я не помнил себя от радости. Мой "хлорный порох" показал себя в деле!
Я избран почти во все Академии мира за капсюля из гремучей ртути, хлорный порох и напалм. Наверно, это не самые нужные вещи для человечества, но я горд и счастлив, что именно я создал технологии их производства. Мысли о том, для чего нужны эти вещи, приходят по ночам и тогда я осознаю, почему Церковь иной раз так ненавидит науку...
Но... Это - дети мои. Хотел бы я жить лет через сто, или двести, когда все люди будут братьями и в мире больше не будет войн. Тогда, наверно, я смог бы придумать что-нибудь доброе и хорошее. Мои открытия - порождение нашего страшного века, но каковы бы ни были ваши дети, они - ваши. Я люблю их и горжусь ими.
Я счастлив всякий раз, когда вижу, как горит мой напалм. Стыдно и нехорошо мне становится позже... Много позже.
На другое утро я поехал в соседний аул, где жили родственники погубленных мною чеченов и сказал так:
- "Ваши братья обидели меня, разграбив мой караван и убив моих караванщиков. Платите цену их крови за братьев своих, или я принужден буду дальше мстить за погибших", - горцы необычайно гордый и высокомерный народ и нет смысла говорить с ними иным тоном. Мне ответили грубым отказом и стороны изготовились к драке.
Горцы догадывались, что у меня есть какое-то особое оружие, но и представить себе не могли, - насколько наши штуцера эффективнее их мушкетов. Им некому было рассказать о сих подробностях.
На другую ночь я по английским картам подошел к аулу, объявившему мне войну, и опять занял идеальную позицию. Чечены впоследствии долго выясняли, кто был предателем, проведшим мой отряд в самое сердце их гор. Они так и не поверили в существование картографии. Дети природы...
В общем, к полудню и сие дело кончилось. Правда, из огня удалось бежать многим детям, - егеря уже не могли убивать несмышленышей, так что чеченята смогли бежать в горы. Потом выяснилось, что все они перемерли на другой день. Слишком велика была доза яда, коим они надышались во время тушенья пожара. Но они успели добежать до следующего селения и рассказать некоторые подробности этого штурма.
На следующее утро я уже не смог въехать в новый аул. Все дороги и подступы к нему были забаррикадированы. Я, оставаясь вне огня чеченских мушкетов, прокричал им в трубу на персидском:
