Его надо было вернуть в Ново-Архангельск, где с той поры от испанцев не видали ни зернышка. Это ж надо было додуматься, - разворовать, да разграбить наш единственный источник провианта в Америке! Но таковы все гешефтмахеры ради полумиллиона себе в карман они уморят голодом не только Аляску!
И вот теперь на моем столе лежал запрос от "синьоры Кончиты". Сия девица, будучи обесчещена, теперь не могла ни жить - без Чести, ни уйти в монастырь, ибо считалось, что она ждет брака с насильником.
Вся ее надежда теперь былы в том, чтобы получить либо документ о казни Резанова (Честь жертвы казненного восстановлена безусловно), либо дозволения Синода на брак. (Коль жених католик - решает курия, коль православный - Синод.)
Но я прекрасно знал, что мы никогда не признаем ни смерти Резанова, ни его невиновности. В реальности, - он был убит по приказу самого Государя за японский позор, но мы не могли допустить, чтобы слухи о нем дошли до Европы, тем паче - до Франции! Поэтому решено было держаться версии с несовершенством наших дорог и разгильдяйством. Мол - страна наша велика и обильна, и вести по ней едут долго...
Если бы все и дальше шло, как оно шло, - дело бы это легло под сукно, девице уплатили известную сумму, а Франция, продав Соединенным Штатам Луизиану, вообще склонна была забыть обо всем. Продано, - с плеч долой!
Я же рассудил, что из всего этого можно раздуть знатный скандалец, если за дело приняться с умом. Я дал запрос, с моими доводами согласились и я (якобы по пьянке) "капнул" кое-что из моих сведений какому-то испанскому гранду. Через неделю Париж гудел, как развороченный улей, а сам Министр Иностранных дел Франции князь Талейран вызвал меня для объяснений русской позиции в вопросах брака и Веры.
Его можно понять, - французская пропаганда развязала самую дикую антирусскую истерию. Мол, русские мешают счастью влюбленных, не дозволяя православному брак с католичкой.
Пришел я в МИД, приготовил слезливую, душещипательную историю, но сам Талейран, опережая события, приказал подать Писание и потребовал:
- "Поклянитесь, что знаете - где Резанов! Finita la commedia!"
Я истово перекрестился, плюнул через левое плечо (чуть не попав в глаз какому-то испанскому гранду), а потом побожился:
- "Резанов поражен во всех правах и не смеет даже писать писем, - не то что жениться. Он содержится там, куда на Руси принято посылать всех Изменников. Место это в Сибири..." - пусть кто скажет, что туда, где находился Резанов, на Руси не отправляют "врагов народа"! А то, что Резанов по сей день в Сибири, - вы не станете отрицать.
Впрочем, лягушатники настолько не знали России, что мне поверили. А бедная Кончита по сей день не может ни устроить свою жизнь, ни уйти в монастырь. Лес рубят - щепки летят...
Когда Талейран уж думал, что дело сделано, я спросил у него, - нет ли у него приказа обидеть Россию? Должен ли я доложить Государю, что такими делами готовят общество к войне с моей Родиной?
Талейран не знал, что ответить, ибо дела французов не дозволяли им немедля идти на нас. Но надо было что-то придкмать и он поклялся, что у Бонапарта и в мыслях нет нарушить Тильзитский мир.
Я тут же протянул ему ту самую Библию, на коей только что клялся в отношеньи Резанова, и с милой улыбкой заметил:
- "Я верю Вам! Но Синод останется недоволен, коль я поклянусь, а Вы не сделаете ответного жеста! Прошу Вас, - скажите, что Франция не намерена напасть на Россию", - мосты за несчастным уже догорали и он поклялся, хоть и не мог не знать, что за неделю до того на приеме испанской делегации Бонапарт самолично заверил испанцев, что нападет на нас, как только покончит с негодною Австрией!
Не успел он дочитать слов молитвы, как среди ревностных испанских католиков раздались посвисты, смешки, покашливание и даже выкрики:
- "Обрезанный аббат! Чертов жид! Для него нет святого!"
Для высшего сословия Франции, насквозь пропитанного вольтерьянством, клятва на Библии давно обратилась в пустую формальность, - не будь в аудиенц-зале испанских гостей, никто бы и не осознал сути сказанного. Но испанцы были настолько оскорблены преступлением против Господа, что не стали ждать конца встречи и толпой повалили на выход - через полчаса о безбожии Талейрана судачил уже весь Париж.
