- "Религия -- Вопрос Веры. Ежели вы верите в то-то и это -- сие не требует объяснений. Так оно -- было. Поэтому и появилось в Писании. А ежели вы с тем не согласны, пытаясь объяснить сие на ваш вкус, - вы - неверующий. И доказываете вы нам сейчас не Писание, но -- собственный атеизм и душевную пошлость. Слава Господу, что вы пред нами, наконец-то -- разоблачились".
Ровно неделю я сидел в моей камере. Но уже на второй день ко мне пришли солдаты из русских, которые стали ставить огромные нары в три яруса и мастерить новую печку.
Я, грешным делом, думал, что мой поступок вызвал резонанс в Колледже и многие русские восстали против навязанного им католичества... Но ровно через неделю двери моего узилища вдруг растворились и сам Аббат Николя вызвал меня на улицу. Там в две шеренги стояли мальчики в лифляндских цветах -- черное и зеленое.
Аббат сказал мне:
- "Я чувствую, что ты будешь у них предводителем. Принимай же команду, чертов ты -- лютеранин..."
Я пошел мимо строя и на меня смотрели такие знакомые -- родные милые лица. Все -- немцы и мои родственники, или -- родственники моих родственников. За вычетом двух ребят.
Я не поверил глазам, - самыми младшими среди прочих стояли Петер и Андрис. Два моих латышонка, кои никак уж не могли попасть в столь дворянскую школу. Но на рукавах латышей красовались странные вензеля и не виданные мною гербы (правда полученные путем трансформации Ливонского Жеребца -- знака Бенкендорфов).
Я отсалютовал вновь прибывшим и они выдохнули в морозный воздух в двадцать маленьких глоток:
- "Хох! Хох! Хох!"
Нары в карцере стояли в три яруса по семь коек и я теперь понимал -почему.
Через минуту нам дозволили "разойтись" и я первым делом обнялся с моими товарищами. Оказалось, что у матушки случилась разве что -- не истерика, как только она услыхала, что мне тут угрожало. Она сразу же созвала всех наших родственников и попросила подобрать "ребяток покрепче". (При этом она всерьез спрашивала -- не будет ли кто из родителей против, если их чадам "доведется взять в жены католика"?)
Вопрос сей вызывал бурю веселья средь наших родственников, - впрочем, многим ребятам родители не советовали "увлекаться такими делишками". В Лифляндии позор может пасть лишь на "девочку" в этом процессе. Парень же, выказавший себя "мужиком", заслуживает легкого порицания и горячего скрытого одобрения за сей "подвиг".
Два места из двадцати было сразу же занято за Петером Петерсом и Андрисом Стурдзом, а их отцов матушка внезапно для всех посвятила в дворянство. Так что остальные вакансии ушли под самых здоровых, твердолобых и драчливых сыновей моей Родины. Удивительно, но самыми тупыми, могучими и выносливыми оказались именно Бенкендорфы, да Уллманисы -- "мужицкая Кровь" понимаете.
О пруссаках сказывают, что они славны "классическим воспитанием". Заключается оно в следующем. Если у мальчика есть "голова", его порют до тех пор, пока он спросонок не начнет брать интегралы. Если у мальчика есть "рука", его лупят до тех пор, пока он не перестанет свинячить в своих чертежах и не научится с первого раза рисовать паровик в туши, не пользуясь циркулем и линейкой. Ни для чертежа, ни для снятия измерений.
А если у парня нет ни "головы", ни "руки", его ждет казарма.
Попадают туда совсем просто. Тебя лупцуют до тех пор, пока ты не отчаешься выучить очередную китайскую грамоту, иль выполнить простейший чертеж. А отчаявшись и собравшись с духом дашь когда-нибудь сдачи своему педагогу!
По слухам, будущего генерала пруссаки узнают по сломанной челюсти, рангом пониже - по выбитым двум-трем зубам. С одного раза.
Прибывшие "новички" были еще слишком малы, чтоб с удара проломить череп, но... В миг встречи я сам оторопел от их внешнего вида. У семи молодцов были шрамы на всем лице, у половины сломан нос и "пересчитаны" зубы и у каждого (они по очереди пожимали мне руку) костяшки на пальцев настолько распухли, что кулаки больше походили на добрую кружку для пива.
Ребята были разного возраста -- от десяти до шестнадцати лет и все, как один, страшно уважали меня: каждому из них доводилось уже убивать (особенно всяких поляков), но это было в пылу борьбы -- под аффектом. Убийство ж "глаза в глаза" в здравом уме и трезвом рассудке (да еще в таком возрасте!) поразило их воображение и до сего дня сии костоломы смотрят мне в рот (благо к тому же я завоевал их симпатию подсказками на уроках).