В тот самый день Ващенко прибыл в Цюрих и заново прошел в «погребке» всю церемонию перерегистрации своего нового лица и имени. Пфайфер столь же вежливо и бесстрастно, как и прежде, провел его к хранилищу, открыл туда дверь и, когда она автоматически закрылась за ним, оставил его одного. Пфайферу пришлось довольно долго ждать, пока теперь уже не Коуэн, а господин Макс Брувье выйдет из своего фамильного погребка. Когда тот наконец появился, то сообщил, что в течение ближайшего времени не намерен пользоваться этим кофром банка и не будет возражать, если его передадут другим клиентам. Брувье вывез на тележке из хранилища все, что там находилось. Он сообщил Пфайферу, что ввел шифры своего отсека и сейфа с предупреждением об их последнем использовании. По банковским правилам, при отказе клиента от них шифры эти должны были самоуничтожиться через 24 часа, открывая, таким образом, возможности использования отсека другими клиентами. Попрощавшись с Пфайфером, Брувье вышел на улицу, переложил в багажник своего «Мерседеса» свои сокровища и уехал, пожелав успехов банку и лично Пфайферу.
В тот же вечер, прибирая в лаборатории Хенке, уборщица открыла ящик из-под сервера, где и обнаружила труп эксперта. Его удушили тонкой проволокой, почти отрезав ему голову.
Пфайфер был так занят в связи с этим необъяснимым убийством, что вошел в отсек Брувье только через двое суток и был неприятно поражен доносившимся оттуда запахом. Когда он открыл дверь сейфа, оттуда выпал труп неизвестного ему человека – коротко стриженного блондина двухметрового роста. На лбу его была небольшая ранка, напоминавшая укус крупного слепня, вокруг которой уже проявились трупные пятна.
Пфайфер проверил счета Брувье и обнаружил, что уже в день его последнего визита все средства были переведены с них на безымянный номерной счет в одном из банков Науру, а там были обналичены в тот же день. След миллионов господина Брувье таким образом затерялся.
Но самого Ващенко-Джонсона-Робинса-Мэрроу-Коуэна-Брувье все же нашли. Историю его превращений прочитали хакеры, вскрыв коды перерегистрации Ващенко в «погребке» и получив все его фотографии, которые сопровождались идентичными отпечатками пальцев, а они, ясно, пластическим операциям не подвергались.
Не прошло и недели после этого, как агентура Краминова обнаружила господина Брувье в Сиднее по адресу Дарлинг-пойнт-роуд, 27, где он снял пятикомнатную квартиру с видом на залив Рашкаттерс-бей. На его счет в New South Wales Commercial Bank через день после его прибытия в Сидней поступила круглая сумма – 15 миллионов в австралийских долларах.
За ним установили круглосуточное наблюдение, но на этот раз решили действовать наверняка и не торопились.
Прошел год после того, как Брувье поселился в Сиднее. Первое время он жил достаточно уединенно, но как-то раз сосед по лестничной клетке, известный адвокат Майкл Робинсон, пригласил его на свой день рождения, что у австралийцев, как уже знал Брувье, считается хорошим тоном и признаком щедрости души. На той вечеринке он и познакомился с Гвендолен, которая до боли напоминала ему Асю Ротштейн. Свободная от всяких условностей, истинная австралийка Гвен, как ее звали друзья, в тот же вечер оказалась в квартире Макса. Они стали жить вместе, и уже через полгода после своей первой ночи, которую они теперь называли брачной, Брувье подарил ей платиновое кольцо с бриллиантом и себе купил такое же.
– Это что означает, Макс? Мы теперь помолвлены? – спросила Гвен.
– Практически, – ответил он.
В тот вечер он решил рассказать ей об Арийском ларце и магическом золотом гребне, рассудив, что раз уж они собираются пожениться, эту его тайну она должна знать, но только эту. Для нее он так и должен был остаться богатым бельгийцем Максом Брувье. Он открыл потайную дверцу в книжном шкафу, и Гвен увидела за ней мощный стальной сейф. Макс достал из сейфа ларец и открыл его перед ней. Гвен никогда в своей жизни не видела такого богатства. Она охала и ахала, примеряя на себя царские драгоценности. Женщина – всегда прежде всего женщина. И когда на ее вопрос: «Откуда у тебя эти древности?» – он ответил, что получил ларец в наследство от отца-коллекционера, она больше ему расспросами не докучала.
