Ёвник не боится обыкновенного огня, и овинный пожар, по людской неосторожности, мало тревожит его: выйдя из своего притока за овинную черту, он спокойно наблюдает за происходящим, а по окончании пожара и по уходе людей забирается в печь, на обгорелое бревно и тут ютится, пока не отстроится новый овин, куда немедленно и переходит. Несколько иначе с пожаром от молнии: тут нередко совершенно гибнет ёвник, благодаря внезапности громового удара, невидимого мрачного притона, и тому наслоению мякинной пыли, которая легко воспринимает пламя. Пораженный ёвник сгорает, не оставляя после себя ни пылинки. Если это произошло с одним ёвником, другой не пойдет в овин, отстроенный на том же месте: овин остается без ёвника.
Пунник не загрязнен так, как ёвник, по крайней мере на нем нет копотного наслоения, хотя и есть вдоволь пыли и мусора от сена и трухи; также он покрыт запыленными нитями паутины. Все это затрудняет подробное рассмотрение пунника, когда тот принимает вещественный образ: видится человекоподобной формы масса, в которой скорее можно признать охапку мелкого, загрязненного сена, чем живое существо. Как и ёвник, он принимает материальный облик весьма редко, пока в пуне есть сено; обыкновенно же он незримо торчит на стропильных перекладинах, надзирая за приходящими в пуню, спорит или изводит сено, любуется сценами игр и столкновений собирающейся сюда людской молодежи, тешится кошачьими взвизгами, вознею их, ловлею мышей и терпеть не может гнезд и выводков вольных птичек. Ребятишек и одиночных посетителей пунник обыкновенно пугает неестественным аханьем, храпом и свистом или жалобным воем чрез щели и многочисленные отверстия пуни, — что, в свою очередь, доставляет ему немалое удовольствие.
Пунник ютится не только в усадебной, но и в отдаленной луговой или лесной пуне, лишь бы она имела крышу и строительные перекладины: всякая мокрота, в том числе и от дождя сквозь крышу, действует на пунника разрушительно — он медленно хиреет, хотя и не доходит до окончательной гибели; последняя возможна только при громовом ударе да при неосторожных движениях пунника во время выхода из пуни, когда последняя зажжена молнией. Подобно ёвнику, он обращается тогда в бесследный прах.
Лазник гораздо злее помянутых усадебников и терпеть не может праздных, а тем более — несвоевременных посетителей, которых распугивает неестественным храпом, шипеньем, поименным зовом, визгом, стуком в стену, ворочаньем камней на банной каменке, хохотом и прочим. Этот последний злораден и сопровождает выпугивание запоздалых в бане женщин, принужденных убегать нагишом. Но от выпугиваний лазника несвободны и все, кто вздумал бы мыться в бане позже полночи: он бросает в моющихся мусором, даже камнями, и при остром случае может губить нарушителя покоя.
Немало злобного беспокойства доставляет лазнику первоначальная обработка пеньки и льна — мятье и трепанье, — как и предварительная сушка их в самой бане, когда лазнику приходится переносить смрад и пыль от перетлевшей кострики и зловонной слизи обрабатываемых предметов. Хуже всего, что эти предметы остаются в бане подолгу: это еще больше озлобляет лазника против посетителей, которым он мстит банным пожаром, как известно, чаще других повторяющихся среди усадебных построек.
Ёвники или осетники, пунники и лазники — непрошеные усадебные человекоподобники, гости, без которых легко обойтись; а потому при переходе на новь, в новоотстроенные здания их обыкновенно не приглашают, подобно домовым и хлевникам: они сами набегают сюда. Но, скучая относительною бездеятельностью, назойливостью неуместных и несвоевременных посетителей, эти человекоподобники иногда внезапно оставляют строение, где проживали. Такой выход нечистика сопровождается гибелью или разорением оставленного приюта: последний сгорает, разрушается бурею, или в нем проваливается крыша, потолок, печка, кривится стена. Как ни разорительно это для данного хозяйства, несчастье покрывается надеждою, что в исправленное здание нечистик уже не войдет снова и что в нем не будет прежних тревог.
ПОЛУНОЧНИКИ И ЕРЕТНИКИ
