– Разумеется, и почему вы должны помнить? А я–то здесь просто трепещу от страха! Честно говоря, я никогда до этого не дошла бы, если бы дела в театре не шли плохо, как никогда. Вы не поверите, я просто не могла концы свести с концами!
После всех этих приготовлений и вступлений «ужасной правдой» оказалось всего–навсего то, что Рене снялась в нескольких рекламных роликах на телевидении. Я поняла, почему не могла узнать ее раньше. Как–то не вязалась элегантная, безукоризненная, полная жизни Рене с теми дамами на экране, страдающими от недостаточной белизны стирального порошка, затрудненного дыхания или болезней кишечника.
– Сейчас все этим занимаются. Так можно прорваться в регулярную программу, и, что самое главное, этим можно заработать. И все же я на это не решилась бы, если бы предполагала, что дядя может увидеть меня там. В доме нет телевизора, и я считала себя в безопасности. Если бы он узнал, что я занимаюсь подобными вещами, он вычеркнул бы меня из завещания немедленно. Он с таким трудом пришел к мысли, что можно быть актрисой, оставаясь при этом леди, но что касается этих женщин – никогда! И, может быть, он не так уж не прав, – добавила она. – Но, в конце концов, какая выгода – быть леди в наши дни?
Я пробормотала что–то о том, как сильно переменились взгляды с тех пор, когда ее дядя был молодым. Потом, испытывая некоторое облегчение от того, что просьба Рене вполне разумна, я сказала, что у меня и в мыслях нет рассказывать ее дяде об этих рекламных роликах, и не только дяде – никому. Улыбка опять вспыхнула на ее лице: – Вы меня понимаете, я вижу. Как это чудесно, что в доме есть девушка моих лет, с которой всегда можно поговорить и которая мне так симпатична. – Она глубоко и облегченно вздохнула, словно у нее с души свалилась огромная тяжесть. – Ну, я вас оставляю, вы можете уже собираться к обеду. Не сомневаюсь, вы в этом платье будете неотразимы, когда подошьете подол. Я бы вам помогла, но я с трудом держу в руках иголку.
Какое совпадение, я тоже. Но, к счастью, оказалось, что подшивать подол нет необходимости. Платье было средней длины, которая как раз входила в моду, а мне оно доходило почти до пят. Другими словами, оно подходило отлично, если не считать того, что немного сборило на груди. Но я надеялась, что это не очень заметно. Завершив туалет и разглядывая себя в зеркале, я подумала, что никогда еще не выглядела так хорошо. Восточный шелк глубокого бирюзового цвета отсвечивал синим на моих черных волосах. Глаза казались изумрудно–зелеными. И когда я вошла в комнату с картинами, где были приготовлены коктейли, в глазах мужчин я прочитала восхищение. Но оно тут же сменилось неприязнью у всех, за исключением мистера Мак–Ларена. Он пустился говорить мне комплименты, которые могли бы смутить меня, если бы мои глаза и мысли не были целиком сосредоточены на фаянсовых тарелках. А потом мне пришлось приложить немало усилий, чтобы есть, соблюдая приличия, – так я была голодна.
Обед, хотя к нему и подошли не более творчески, чем вчера, был вполне приличный и сытный. Со мной почти никто не говорил, но это меня скорее радовало, чем огорчало, потому что все внимание я могла наконец уделить еде. И только когда мистер Мак–Ларен спросил: «А где же Маргарет?» – я заметила, что ее нет за столом.
Гаррисон оторвался от сервировочного столика:
– Извините, сэр. Мисс Маргарет нездорова. Миссис Гаррисон была с ней почти с самого полудня и сейчас, кончив готовить, снова поднялась к ней. Мисс Маргарет в надежных руках.
Никто не казался обеспокоенным этой новостью, и я решила, что Маргарет, должно быть, часто страдает от того, что там сейчас уложило ее в постель.
После обеда, когда все снова перешли в комнату с картинами для кофе, Эрик подошел ко мне и ледяным тоном заметил:
– Вы, я вижу, отправляясь сюда, основательно подготовились.
Я не сразу поняла, что он имеет в виду платье на мне. Прежде чем я успела что–либо объяснить, Бертран сказал, ехидно усмехнувшись:
– Это же платье Рене. Ты что, не помнишь? Прошлым летом она пролила на него вино. А потом заявила, что в деревенской прачечной его испортили окончательно и что она его больше не наденет.